Враждебность РПФ, тем не менее, не остановила французскую дипломатию. 17 июня Франция официально обратилась в СБ с просьбой санкционировать ее военную операцию на срок до прибытия в Руанду основных сил МООНПР-2
[1535]. В тот же день Жюппе отправился в Сенегал и Кот д’Ивуар, чтобы добиться согласия этих стран на участие в «гуманитарной интервенции»
[1536].
Когда Франция предложила предоставить в распоряжение ООН свои войска и взять на себя все расходы, Бутрос-Гали, измученный проволочками с развертыванием МООНПР-2 и уставший торговаться с американцами по поводу бронетранспортеров, воспринял французское предложение как дар судьбы. 17 июня в телефонном разговоре с Жюппе он заявил о своей «полной поддержке» французской инициативы
[1537]. Генеральный секретарь считал, что хороши любые средства, чтобы переломить ситуацию, катастрофический характер которой был для всех очевиден. Помимо геноцида и миллионного потока беженцев Руанде грозил, как предупредила 18 июня Всемирная продовольственная программа ООН, полномасштабный голод, поскольку ни в правительственной, ни в повстанческой зоне никто даже не пытался убирать урожай
[1538].
18 июня Париж официально объявил о своем намерении осуществить в Руанде «международную операцию с гуманитарной целью для спасения человеческих жизней и для прекращения убийств, которые совершаются в этой стране». Французские войска, говорилось в заявлении президента и правительства
[1539], «совместно с войсками африканских и западных странами <…> возьмут на себя выполнение этих задач, пока МООНПР не будет в состоянии реализовать мандат, который был ей доверен Советом Безопасности». В тот же день Миттеран выступил на открытии конференции ЮНЕСКО
[1540] с сообщением, что интервенция начнется в самом скором времени: «Процесс уже пошел, – сказал президент. – Отныне это дело дней и часов». Он также четко обозначил свою позицию, кардинально отличную от позиции премьер-министра, который считал, что Франция ни в коем случае не должна действовать в одиночестве. Признав, что во французском проекте согласились участвовать пока всего лишь дветри страны (на что не преминули обратить свое внимание СМИ
[1541]), глава государства дал понять, что проект будет осуществлен, независимо от числа его участников: «Как бы там ни было, мы это сделаем. Я повторяю: каждый час на счету».
Реакция в мире на французскую инициативу оказалась во многом неожиданной для Парижа. Конечно, руандийский режим ее приветствовал. Однако африканские страны, в том числе и соседи Руанды, отнеслись к ней в целом неоднозначно. Оппозиционные партии Бурунди выступили против размещения в их стране французских войск
[1542], а 21 июня 10 тыс. бурундийских тутси устроили демонстрации в Бужумбуре против планов Парижа использовать Бурунди как площадку для вторжения в Руанду. Один плакат гласил: «Поднимемся против завоевателей: французы – демоны раскола в Африке»
[1543]. 20 июня Мусевени осудил любое иностранное вмешательство с целью поддержать, как он выразился, «рушащуюся диктатуру»
[1544]. В конечном итоге в интервенции согласились участвовать только семь африканских государств – Сенегал, Гвинея-Бисау, Чад, Мавритания, Египет, Нигер и Республика Конго. С подозрением восприняла французскую инициативу ОАЕ, а также многие НПО и СМИ. 20 июня Колетт Брекман писала в бельгийской «Le Soir»: «Почему Франция, вместо того чтобы материально поддержать африканские контингенты <для МООНПР>, решила перекроить ооновскую повестку дня, послать войска на заирскую границу еще до получения зеленого света от Совета Безопасности, укрепить аэропорт Чьянгугу напротив Букаву в Заире и заявить, как сделал президент Миттеран: “Отныне это дело дней и часов. Как бы там ни было, мы это сделаем. Каждый час на счету”. Почему, тогда как в течение двух с половиной месяцев картины руандийского холокоста заполняли экраны телевизоров и ежедневные репортажи, не вызывая никакой реакции в Париже, эта необходимость вдруг стала вопросом часов? Единственное, что изменилось, так это ритм ситуации в Руанде: генерал Даллэр, командующий МООНПР, выразил удивление той быстротой, с которой теперь продвигается РПФ. Если французское правительство и движимо, быть может, запоздалым чувством человечности, ему трудно убедить в этом Патриотический фронт, который задает вопрос, не идет ли скорее речь о последней отчаянной попытке прийти на помощь терпящему поражение Временному правительству?»
[1545]
РПФ продолжал энергично выступать против французской инициативы. Он назвал ее «оскорблением для руандийцев» и пообещал ответить «военными средствами»
[1546]. 17 июня вице-председатель РПФ Патрик Мазимзака осудил предложение Парижа в письме Бутросу-Гали
[1547]. 19 июня Кагаме отказался встретиться с французским посланцем Марло
[1548], а Дюсаиди 20 июня выступил в Нью-Йорке с предостережением, что если Марло приедет в контролируемую РПФ часть Руанды, «мы арестуем его и вышлем во Францию»
[1549]. 21 июня председатель РПФ Каньяренгве заявил, что планы Франции «опасны по своему замыслу, поскольку они подразумевают защиту убийц руандийского народа»
[1550]. С целью нажима на ООН Фронт предупредил, что планируемая Парижем операция ухудшит положение МООНПР, так как в ее составе находятся военнослужащие «некоторых стран, участвующих в коалиции, возглавляемой Францией»
[1551], и сообщил, что повстанцы «не смогут больше гарантировать безопасность их представителей»
[1552].
