Тогда же Марло встретился в Париже с Огюстэном Нгирабатваре, министром планирования Временного правительства
[1791]. Нгирабатваре, весьма влиятельный политик правительственного лагеря, чрезвычайно пессимистически оценил перспективы руандийского режима. Он предсказал, что «РПФ будет теперь создавать правительство, которое он разместит в Кигали и в котором будут присутствовать “умеренные хуту”, имеющие поддержку международного сообщества», и одновременно «будет продолжать свое наступление на северо-запад, чтобы окончательно уничтожить Временное правительство и ВСР». «Французским властям, – предупредил Нгирабатваре, – следует ожидать наплыва сотен тысяч перемещенных лиц в их гуманитарную зону безопасности». Только совместное давление США и Франции на Мусевени и РПФ может заставить Кагаме «возобновить диалог на базе Арушских соглашений с Временным правительством». «Но, – мрачно заметил руандийский министр, – международное сообщество само расколото и прекрасно приспосабливается, наблюдая, как РПФ захватывает власть в Руанде, даже если ему придется долгое время оплачивать гуманитарную помощь миллионам перемещенных лиц и беженцев» (курсив мой. – И. К.).
Прогноз Нгирабатваре оказался точным, в том числе и по поводу «приспособления» к новой ситуации правительств зарубежных стран, особенно Франции. 5 июля в ходе своего официального визита в ЮАР Миттеран сказал: «РПФ – не наш враг, мы не пытаемся помешать ему выиграть гражданскую войну»
[1792]. В тот же день Кагаме заявил, что РПФ «не ищет конфронтации» с французскими войсками
[1793]. Он также сообщил, что в ближайшие дни в Кигали будет сформировано «правительство национального единства на широкой основе», после чего РПФ в одностороннем порядке объявит о прекращении огня, добавив: «Мы не хотим захватывать всю страну и не нуждаемся в этом
[1794]». На следующий день Твагирамунгу, который был должен, согласно Арушским договоренностям, возглавить ППШО, принял предложение Кагаме стать председателем «правительства национального единства»
[1795].
Власти в Гисеньи попытались всячески приуменьшить эффект этих заявлений, продолжая питать надежды на военное столкновение РПФ с французскими войсками. Нахимана предупредил 6 июля: «Мы совершенно не верим этим декларациям: они говорят это, чтобы обмануть международное сообщество»
[1796]. Он указал, что РПФ «уже неоднократно обещал, что военные действия прекратятся, однако они все равно продолжались». «Франция не должны обманываться, – взывал Нахимана, – Фронт не поколеблется нанести удар там, где он еще не наносил его»
[1797]. Он повторил просьбу Временного правительства включить в ГЗБ все области, остававшиеся под его контролем, «а не только юго-запад страны»
[1798]. Но официальный Париж уже не интересовало мнение руандийского режима. В меморандуме МИДа Франции от 5 июня говорилось: «Отныне положение временных властей, расположившихся в Гисеньи, шаткое. Соединенные Штаты имеют намерение официально аннулировать свое признание этих властей. Франция не признаёт их и уже сделала шаги, чтобы от них дистанцироваться. Нам следует публично обозначить данную позицию»
[1799].
Важную роль в изменении руандийской политики Франции сыграл посол Янник Жерар. 6 июля он отправил в МИД телеграмму
[1800], в которой рекомендовал порвать все отношения с Временным правительством: «…мы, как мне кажется, заинтересованы в том, чтобы, не слишком мешкая, публично и ясно дистанцироваться от этих “властей”. Их коллективная ответственность за призывы к резне, распространявшиеся в течение месяцев по радио «Миль колин», на мой взгляд, вполне установлена. Члены этого правительства ни в коем случае не могут быть полномочными участниками политического урегулирования. Единственная польза от них заключалась в том, что они облегчили успешное развертывание операции “Бирюза”. В настоящее же время они будут только стараться осложнить эту задачу. Назначение в Кигали Твагирамунгу в качестве премьер-министра должно помочь нам перейти к новому политическому этапу». «Было бы желательно со всех точек зрения, – писал Жерар, – чтобы они [ВСР] в настоящее время пошли на сделку с РПФ. Продолжение боевых действий с их стороны только спровоцирует новую гуманитарную катастрофу в северной зоне и осложнит нашу задачу в зоне гуманитарной. Мы должны убедить их пойти на сделку и облегчить им установление диалога с РПФ». Он также поставил вопрос о возможности ареста виновных в геноциде, поскольку «нам следует, как мне кажется, доказать, что операция “Бирюза” предназначена не для защиты виновных, а, наоборот, для того, чтобы они были переданы правосудию».
Рекомендации Жерара попали в Париже на весьма благоприятную почву. Они укрепили надежду Жюппэ и Леотара на то, что Франция наконец выходит из руандийского тупика, более того, сможет сыграть важную политическую роль посредника, установив дружеские отношения с РПФ. В головах французских политиков и дипломатов возникла идея сделки между Парижем и Фронтом. Если план Кагаме «покажется приемлемым с точки зрения Арушских принципов», полагали во французском МИДе, «мы могли бы признать это “правительство национального единства” как законного представителя Руанды при условии, что Кагаме согласится взамен на наше присутствие в гуманитарной зоне»
[1801]. «Кэ д’Орсэ, – сообщали 6 июля Деле и Кено Миттерану, – очень хочет выйти из гуманитарных рамок и с этого момента заняться поиском политического урегулирования, очевидно выгодного для Руандийского патриотического фронта. МИД уже умножает свои демарши перед РПФ и его союзниками хуту, с которыми он разговаривает, как раскаившийся человек»
[1802] (курсив мой. – И. К.). В тот же день Марло вступил в Брюсселе в контакт с Твагирамунгу, сделавшим перед этим серию антифранцузских заявлений. «В этом беге к РПФ, – иронизировали советники президента, – всех опередил Леотар, спешно направив в Кигали к Кагаме, никого не предупредив, сотню военных и функционеров высокого ранга»
[1803]. Но даже Кено, старый недруг РПФ, после выступления Кагаме 5 июля высказал надежду, что оно, возможно, «отражает поворот в руандийском конфликте и облегчит наши действия»
[1804].
