<…> Мы не могли вообразить, что священник может осмелиться взять оружие, начать стрелять и даже распределять ружья среди людей, нашедших убежище в церкви, которые затем начинают совершать спорадические вылазки, чтобы уничтожать хуту, а потом возвращаться в церковь… осмеливаясь осквернять дом Божий» (курсив мой. – И. К.)
[527].
Журналисты СТМК потратили также немало усилий, чтобы убедить свою аудиторию в том, что на стороне инкотаньи воюют дети тутси. Особенно часто поднимал эту тему Хабимана. Вот что говорил он в эфире 5 июня: «Однажды я был свидетелем сцены с одним маленьким инкотаньи, которого захватили в Кимисагаре; это действительно был совсем маленький инкотаньи в возрасте 14 лет, я даже не знаю, достиг ли он четырнадцати лет. Этого мальчишку с большими ушами инкотаньи использовали в Гацате или в Гисози. Они использовали этого маленького инкотаньи, который брал канистру и делал вид, что идет за водой, чтобы узнавать, как вооружены наши солдаты, кто находится на позициях, где расположены блокпосты, и сообщать об этом. Очевидно – и это мы всегда говорили, – что инкотаньи в действительности имеют привычку использовать детей, использовать ребенка, который не знает твоей цели, и ты обещаешь ему, что оплатишь учебу в школе, ты внушаешь, что… купишь ему машину, и ребенок служит тебе во время военных действий, перенося патроны… в твое отсутствие, когда ты ушел, чтобы, например, воровать картошку, а он остается и стреляет; ты оставляешь автомат, а затем… ты приказываешь ему стрелять просто по дороге, не важно, кто по ней идет. По правде говоря, использовать детей на войне – исключительная подлость, ведь, как вам известно, ребенок невинен»
[528].
В рамках этой модели журналисты СТМК разрабатывали мотив уже не «самоубийства инкотаньи», а «самоубийства этноса тутси». По словам Хабиманы, «этническое меньшинство, которое занимается самоубийством, объявляя войну этническому большинству, в конце концов исчезнет раз и навсегда, потому что оно совершает коллективное самоубийство»
[529].
Причисление к боевикам РПФ и беженцев тутси, и детей тутси имело в своей основе глубинное ценностное отношение сотрудников экстремистских СМИ к тутси как группе в целом. Даже когда журналисты СТМК не говорят о причастности беженцев и детей к каким-либо действиям против хуту, от их высказываний веет абсолютным равнодушием к страданиям тутси, нередко смешанным с удовлетворением. Так, передав 18 мая сообщение о пожаре в здании в Брюсселе, которое бельгийские власти выделили для спасенных из Руанды детей тутси, Хабимана нашел в нем повод для выражения не скорби, а злобной радости: «Мы только что получили информацию из Брюсселя (Бельгия), согласно которой некоторые бельгийцы начинают ненавидеть инкотаньи так сильно, так сильно, что… В качестве примера: в Брюсселе, в Бельгии, одно здание, огромное здание, было обустроено для приема малолетних беженцев тутси. Триста детей уже находились в стране, и было решено собрать их в этом здании вместе с другими, которые прибудут из Кигали и других частей Руанды. И вот вчера это здание оказалось объято пламенем. Оно продолжает гореть и сейчас, он него остается только пепел. Это было огромное многоэтажное здание. Я думаю, что… виновники этого пожара – какие-то бельгийцы, которые говорят: “Мы бросили наше имущество из-за безумия инкотаньи, мы бросили наши машины, наших проституток… наши любовницы сейчас умирают, а мы не можем их привезти с собой. Вы, инкотаньи, вы убили наших подруг и наших близких, и <потому> ваши дети нигде не должны найти убежища”. Вот какая ситуация на самом деле!»
[530] 31 мая Хабимана описал в эфире сцену убийства одного малолетнего тутси как нечто совершенно обыденное и естественное: «Они [инкотаньи] обманули детей тутси, пообещав им невыполнимые вещи. Вчера вечером я видел одного ребенка тутси, раненого и брошенного в яму 15 метров глубиной. Ему удалось выбраться из этой ямы, но затем <наши люди> прикончили его дубиной (курсив мой. – И. К.). Перед смертью его допросили. Он ответил, что инкотаньи обещали оплатить его учебу до поступления в университет»
[531]. А 9 июня он передал свои собственные впечатления об убийствах беженцев тутси в мечети Каддафи: «Я сейчас расскажу вам о Кивугизе, где я побывал вчера и где я увидел инкотаньи в мечети Каддафи; там было убито <их> около сотни, но пришли другие <инкотаньи>. Когда они добрались туда, я пошел посмотреть, и мне показалось, что они походили на коров на скотобойне. Я не знаю, забили ли их сегодня или забьют этой ночью»
[532] (курсив мой. – И. К.).
Для легитимации геноцида тутси и режима в целом СТМК использовало самые разнообразные средства, даже манипуляцию религиозными чувствами верующих. Когда 15 мая юная монахиня Валентина Ньирамукиза удостоилась в Кибехо ежегодного видения Девы Марии
[533], оно было превращено журналистами этого радио в элемент политической пропаганды. 20 мая Бемерики попыталась доказать аудитории, что Иисус и Богоматерь не покинули хуту после резни тутси в местной церкви Кибехо, поскольку Мария, несмотря на разгром храма, все же явилась Валентине:
«Мать Слова пришла. <…> Она сказала: “Дети мои, Я входила туда, повсюду руины, это были руины, <но> там есть еще дом, храм Царя <Небесного>, есть еще храм Царя, но Я покинула его в печали, к сожалению, это не в первый раз у Меня такая печаль, Я печалилась еще до того, что произошло, потому что Я это знала, и Я вам об этом говорила, Я вам говорила под видом притчей: "Маленькая трава, которая не выше большого пальца ноги"; "берега, которые не выше ручейка"”.
Я остановлюсь здесь, потому что этого уже достаточно, как вы сами понимаете. Святая Дева прибыла туда, там были руины, но сохранился храм Царя <Небесного>. Она сказала: “Есть еще храм Царя <Небесного>”, Она сказала: “Я прихожу туда, но Я его покинула с великой печалью. И не в первый раз Я была опечалена, до того как это случилось, у меня была печаль, ибо Я вам об этом сказала”. Тем или иным способом Мать многое сказала в Кибехо, Она там много сказала. Поэтому она не покинула Кибехо. То есть Она не покинула руандийцев, Она вернулась к ним. Она вернулась к нам, и мы видим, что Она даже говорила об этой войне, об этой войне, как Она должна завершиться. Она нам об этом говорила, <Она говорила> и о другой удивительной вещи, Она даже говорила о том, кого мы называли нашим отцом, о том, кого мы называли нашим отцом и кто нас <покинул>
[534] (курсив мой. – И. К.).
