Свидетельства о расширявшейся резне приходили не только из официальных, но и из неофициальных источников. Сразу после катастрофы президентского самолета известная руандийская правозащитница Моника Мужавамарийя сообщила по телефону в Буффало историку и члену правления «Human rights watch» Элисон Дефорж, что экстремисты хуту решили использовать гибель Хабьяриманы как предлог для массовых убийств. В течение последующих суток Дефорж каждые полчаса звонила Монике, и с каждым разом в телефоне все громче слышались звуки выстрелов. Моника сообщила Дефорж, что обратилась за помощью к Даллэру, но тот ответил, что слишком занят, чтобы заниматься ее безопасностью
[990]. Во время последнего разговора с Дефорж, увидев, что какие-то вооруженные люди собираются войти в её дом, Моника сказала: «Я не хочу, чтобы вы слышали это. Позаботьтесь о моих детях», и повесила трубку. Сутки спустя Дефорж снова позвонила Монике, но на этот раз трубку взял какой-то мужчина. «Где Моника?» – спросила Дефорж. «Она здесь, но не может подойти к телефону», – был ответ
[991].
Западные СМИ публиковали информацию, полученную от иностранных граждан, находившихся в Кигали. Днем 7 апреля Бельгийское франкоязычное радио-телевидение (БФРТ) передало свидетельство одного бельгийца, что в городе слышна стрельба, а жители заперлись в своих домах, и никто не знает, что будет с ним в следующий час. Ближе к вечеру БФРТ связалось с Бернаром Схейнсом, представителем МКК в Кигали, который сообщил, что солдаты «разбивают окна прикладами, врываются в дома и уничтожают все, что движется». В момент разговора в телефонной трубке послышались звуки выстрелов и взрывы гранат. Схейнс не прервал разговора и сказал, что какие-то военные пришли с обыском на склад, находившийся в его доме; он упрекнул МООНПР в бездействии и заявил: «Мы чувствуем себя совершенно беззащитными и в огромной опасности»
[992].
Нередко непосредственными свидетелями охоты на тутси и на политических противников погибшего президента становились сами иностранные дипломаты, в том числе и Джойс Лидер, которая жила по соседству с Агатой Увилингийиманой. Утром 7 апреля премьер-министр позвонила ей по телефону и попросила спрятать ее. Лидер согласилась. Ганский миротворец, охранявший премьер-министра, приставил лестницу к стене, разделявшей их дома, и стал подниматься по ней; но когда его голова оказалась выше стены, находившиеся на улице милиционеры заметили его и открыли стрельбу. «Я думаю, – сказала ему Лидер, – вам лучше оказаться от этой попытки… <мой дом> не будет для нее безопасным местом, поэтому… вам лучше поискать что-нибудь другое»
[993]. И она была права. Час спустя группа президентских гвардейцев обыскала дом Лидер вплоть до погреба. При этом солдаты избили ее садовника тутси и даже попытались арестовать гостившего у нее американского дипломата, афроамериканца по происхождению, которого они приняли за тутси. «Это был очень страшный, очень страшный момент, – вспоминает Лидер. – Они действительно были в ярости». <…> Они, наконец, ушли, и еще через полчаса мы… услышали пронзительный крик и выстрел и поняли, что премьер-министра нашли и убили»
[994].
Начавшиеся в столице убийства стали для многих дипломатов неприятной неожиданностью. По словам Пауэр, в посольстве США в Кигали не верили, что сторонники Хабьяриманы намеревались физически ликвидировать все оппозиционные группы; не верили они и в возможность широкомасштабного насилия. «Большинство из нас полагало, – цитирует она Роусона, – что, если война и начнется, она будет недолгой, так как у этих бедных людей нет ни ресурсов, ни средств, чтобы вести настоящую войну»
[995].
Одновременно сообщения о резне начали поступать и в штаб-квартиру ООН. Утром 7 апреля (по нью-йоркскому времени) Секретариат ООН получил телеграмму Даллэра, в которой подтверждался факт гибели президентов Руанды и Бурунди и описывались события прошедшей ночи и первой половины дня: убийство бельгийских миротворцев и, возможно, премьер-министра, аресты ряда министров, нападения на персонал ООН. Из телеграммы следовало, что виновником происходящего была президентская гвардия; во всяком случае у дипломатов в ООН сложилось именно такое впечатление. При этом дважды было подчеркнуто, что силы РПФ никакой активности не проявляют. В телеграмме говорилось и о постоянных звонках от местных жителей, сотрудников ООН и экспатриатов с просьбой о помощи, однако признавалось, что из-за блокпостов мало что можно сделать. Кроме того, в ней сообщалось, что «беженцы в страхе заполнили всю штаб-квартиру <МООНПР> и их под нашей охраной перемещают на стадион Амахоро»
[996].
Беженцы начали стекаться также в иностранные посольства. У ворот посольства США собралось около 300 человек, которые просили разрешения укрыться под защитой американского флага. Когда Роусон посоветовал им отправиться в ближайшую церковь, они заявили: «Если мы пойдем в церковь, они придут туда, найдут и убьют нас». Посол согласился предоставить им временное убежище
[997].
Информация о политических убийствах в Кигали вызвала тревогу в Париже, Брюсселе и Вашингтоне. Днем Деле сообщил Миттерану: «…президентская гвардия бросилась охотиться на оппозиционеров. Есть пока еще неподтвержденные данные об арестах министров и видных деятелей, как хуту, так и тутси, политических противников президента Хабьяриманы. Столкновение между руандийской армией и РПФ в столице кажется неминуемым»
[998]. Ближе к вечеру генерал Кено написал президенту: «Обстановка в Кигали неясная. Имели место интенсивные перестрелки между руандийскими войсками, почти неконтролируемыми, и батальоном РПФ, расквартированном в центре города. <…> Французские экспатриаты, кажется, в настоящее время вне опасности»
[999]. Меморандум Кено показывает, что окружение Миттерана все более беспокоили возможные политические последствия происходивших в Кигали событий. По мнению Кено, если за убийством Хабьяриманы стоит РПФ, это означает новую попытку захвата им власти. Генерал, однако, высказал мнение, что правительственным силам в случае возобновления гражданской войны удастся сохранить контроль над столицей, хотя РПФ вполне способен оккупировать север страны
[1000]. Он также информировал президента, что французские подразделения в Банги и Либревиле приведены в состояние боевой готовности.
