Французская дипломатия продолжала интерпретировать события в Руанде с точки зрения «большой международной игры», видя в РПФ агента англосаксонских интересов; иначе говоря, деланое равнодушие США и Британии в условиях наступления РПА по сути дело означало их скрытую поддержку повстанцев. Французы совершенно не понимали того, что происходило в Вашингтоне.
Руководители администрации США весьма удивились бы, если бы в тот момент узнали, что их подозревают в намерениях включить Руанду в сферу американского влияния, вытеснив оттуда французов. Основным мотивом руандийской политики США в течение всех трех месяцев геноцида был страх увязнуть в новом «африканском болоте». У США нет никаких жизненных интересов в Руанде, были убеждены в Вашингтоне, и происходящее в ней не стоит риска американских человеческих или финансовых потерь. «После эвакуации граждан США, – пишет Пауэр, – высшие руководители американской внешней политики исключили Руанду из сферы своего внимания, сконцентрировав его на других кризисах»
[1206]. «В тот период, – вспоминает помощник президента по национальной безопасности Энтони Лэйк, – я постоянно был занят Гаити и Боснией, поэтому Руанда была… “слайдшоу” и даже не “слайдшоу” – “ноу-шоу”»
[1207]. В СНБ Руандой занимался не Лэйк, а Ричард Кларк, одна из жертв «сомалийского синдрома», крайне пессимистично относившийся к миротворческим операциям ООН. Клинтон ни разу не собрал для специального обсуждения руандийского кризиса своих главных политических советников, а Лэйк – ведущих членов американской внешнеполитической команды
[1208]. Решение проблемы Руанды было передано межведомственному комитету, в который входили представители Госдепа, Пентагона и СНБ, все – чиновники среднего звена (Стейнберг, Бушнел и др.).
Конечно, Руанде в определенном смысле не повезло. В течение большей части апреля в головах американских и европейских политиков слова «Руанда» или «Кигали» вытесняло совсем иное географическое название – Горажде, один из шести мусульманских анклавов, блокированных армией боснийских сербов и объявленных зонами безопасности ООН. 30 марта боснийские сербы начали на этот город масштабное наступление
[1209]. Именно Горажде и этнические чистки в Боснии были в центре внимания западных СМИ. Помимо Горажде, администрацию США весьма беспокоила ситуация на Гаити: она прилагала все усилия, чтобы убедить военную хунту, свергнувшую в 1991 г. президента Жана-Бертрана Аристида, вернуть ему власть (таково было одно из предвыборных обещаний Клинтона)
[1210].
Но это «невезение», это совпадение по времени событий в Боснии, Руанде и на Гаити также демонстрировало различие в подходе международного сообщества к кризисам в разных регионах земного шара. 23 апреля НАТО с помощью авиаударов заставил сербов согласиться на отвод от Горажде артиллерии и бронетранспортеров. 6 мая 1994 г. СБ принял Резолюцию № 917 с требованием восстановить демократию на Гаити и ввел санкции на основе Главы VII Устава ООН
[1211], а 19 сентября международные силы высадились на острове и вернули Аристида к власти. Но СБ упорно не желал применять эту главу по отношению к Руанде, хотя масштаб нарушений прав человека на Гаити и даже этнические чистки в Боснии не шли ни в какое сравнение с трагедией в самом сердце Африки. На эти «двойные стандарты» постоянно указывали африканские страны, но, как пишет Пауэр, «”этническое кровопролитие” в Африке считалось хотя и достойным сожаления, но не особенно необычным»
[1212].
Позиция США отличалась от позиции Франции тем, что американцы не хотели не только вмешиваться сами, но также возражали против хоть сколько-нибудь масштабного вмешательства ООН, опасаясь новой дорогостоящей и обреченной на неудачу миротворческой операции. В первые две недели геноцида Руанда имела для американских лидеров сугубо второстепенное значение, правда, за одним исключением. Речь идет о Монике Мужавамария, с которой Дефорж потеряла связь 7 апреля. Мужавамария была единственной руандийкой, к которой президент Клинтон испытывал личную симпатию. Они познакомились 10 декабря 1993 г. на приеме в Белом доме по случаю Дня прав человека
[1213]. На президента произвела сильное впечатление бесстрашная руандийская правозащитница, лицо которой сохраняло рубцы от автомобильной аварии, в которую она попала по вине экстремистов. Клинтон особо выделил Мужавамарию среди присутствовавших, заявив: «Ваше мужество является вдохновением для всех нас»
[1214]. 8 апреля «The New York Times» опубликовала письмо Дефорж, в котором говорилось: «Я считаю, что Моника была убита этим утром в 6:30. У меня фактически нет надежды на то, что она все еще жива, но я пытаюсь получить больше информации. Тем временем… пожалуйста, информируйте всех, у кого это вызовет беспокойство»
[1215]. Одним из тех, у кого исчезновение Мужавамарии вызвало беспокойство, оказался президент США, который прочитал обращение Дефорж. В течение следующей недели Клинтон постоянно интересовался судьбой Моники. «Я не могу сказать вам, сколь много времени мы потратили, – признался Пауэр один американский чиновник, – пытаясь найти Монику. Иногда казалось, будто она была единственной руандийкой, находившейся в опасности»
[1216].
Моника, однако, родилась под счастливой звездой. После разговора с Дефорж, когда солдаты ворвались в ее дом через переднюю дверь, она успела выбежать через задний выход и спряталась в буше. «Я могла слышать, как они кричали: “Где она? Где она?”», – вспоминала Моника. Ночью она вернулась в дом, а затем в течение 40 часов пряталась на чердаке. 11 апреля, услышав голоса каких-то солдат у ворот, Моника решилась на отчаянный поступок: взяв свой свадебный альбом с фотографиями, на которых она была изображена вместе с мужем, офицером руандийской армии, Моника вышла к солдатам и попросила отвести ее, жену военного, в безопасное место. Те согласились, хотя Монике и пришлось заплатить за это 700 долл. Солдаты доставили ее в отель в центральной части Кигали, откуда она немедленно связалась с Дефорж, которая, зная, что эвакуация иностранцев из Кигали идет полным ходом, сразу же позвонила в МИД Бельгии и добилась, чтобы Мужавамарию внесли в приоритетный список эвакуируемых. Однако Монике еще предстояло добраться до зоны, контролируемой бельгийскими военными, и преодолеть на своем пути восемь блокпостов. На помощь ей пришел семидесятилетний канадский миссионер Рауль Оливье из ордена «Христианские братья», который сумел провезти ее через опасный район, хотя один раз она едва избежала гибели: «Они подъехали, – рассказала Дефорж корреспондентам, – к одному блокпосту, охранявшемуся солдатами, которые были пьяны и очень агрессивны, но один был из района, где брат Рауль служил много лет, и когда он узнал его, то позволил им проехать»
[1217]. Вечером 12 апреля Моника на бельгийском самолете эвакуировалась в Брюссель, а 18 апреля прилетела в США. Однако, узнав о спасения Моники, о котором в деталях рассказали Дефорж в «Washington Post»
[1218] и Стивен Гринхаус в «The New York Times»
[1219], президент, по утверждению Пауэр, утратил какой-либо личный интерес к событиям в Руанде
[1220].
