Пешцы дошагали до границы лагеря, когда услышали новый приказ:
— Центр — стой! Остальные два шага вперед!
Два десятка, справа и слева от посла, продолжили движение, выдавливая, отсекая советника от свиты.
— Центр — квадрат! Щиты внутрь! Строй! Отход! Марш!
Посла окружили безликие окованные железом доски щитов, подталкивали в спину, вынуждали переставлять ноги. Подмастерья вышибал так и не посмели атаковать монолит пехотного строя, размеренно отправившегося к шатрам воевод.
Баулы свернули и приторочили к седлам. Личные мешки нагрузили на единственную имевшуюся повозку. Дубровическая конная сотня, уже верхом, воздела к небу длинные пики с обвисшими значками. Инчута в полголоса командовал садившимся на лошадей лучниками. Низкорослые, коренастые, матерые мужички Бубраша, успевшие вооружиться двуручными топорами и обрядиться в кольчуги, эскортом встали у полога шатра принца. Там же я с удивлением обнаружил башней возвышавшегося над велиградцами Велизария. Пешие дружинники каменьского младшого привычно и споро, плечом к плечу, как в бою, готовились в путь.
Паркай с Ратомиром встретили советника со старцами на вытоптанном пятачке, где раньше стоял шатер.
— Вертай людишек в крепость, — даже не потрудившись поприветствовать воевод, воскликнул красный от ярости гость. — Отработай уплаченное!
— Монеты, что город дружине моей в День Ветра за год в оплату внес, я в Орехе оставил, — поморщившись, словно от вида гниющей рыбы, процедил княжич. — А долг мой воинский вы своей иноземной гнилью испоганили. Маркатрей вашей…
— Лжа это! Нету в Орехе серебра!
— Лжа!? — взревел молодой воин. — Ты, пес, меня во лжи обвинять вздумал? Я сказал — оставил! Значит — оставил! Честь на серебро не меняю! То с молоком матери впитано!
Советнику в руки сунули пергамент. Тот торжественно развернул и торжественно принялся читать:
— От имени народа Велиградской Маркатрии единодушно выбранный Совет Мастеров повелевает Паркаю, сыну Панкрата из Камня…
Принц нашел меня глазами и жестом показал отпускать ветер на волю. Я хмыкнул и ногой разорвал связку черт. Ветер, не тот, что мне брат — другой — гость с другого берега Великой, злой проказник, торжествующе взвыл и немедленно сыпанул пылью в раскрытый рот велиградского гостя.
— Собаки лают — ветер носит, — преодолевая тугие потоки воздуха, гаркнул Велизарий.
Хлопнули, разворачиваясь, отдохнувшие знамена. Трещали, трепеща значки на пиках. Зычно крикнули приказы десятники. Малая часть всеорейского охочего войска пришла в движение, выдвигаясь на приреченский тракт. На месте покинутого лагеря, отплевываясь от поднятого сотнями ног в воздух мусора, ругаясь, проклиная и грозясь карой небесной, остался советник со своим пергаментным свитком.
Путешествовали неспешно. Местность была гораздо более населенной, чем все те, через которые армия проходила раньше. Хутора, деревеньки, а то и села по несколько штук в день проплывали мимо. И почти в каждой приходилось хоть ненадолго останавливаться, чтоб рассказать об армии, о короле-демоне и, конечно, о творящихся в Велиграде безобразиях. На третий день пути сказ приобрел окончательную стройность, завершенность и избавился от всего лишнего. Теперь остановки стали короче, а Камень все ближе.
На пятый день пути встретили первую деревеньку, в которой уже прекрасно знали о велиградской маркатре. Оказалось, что за неделю до нас их посетил небольшой отряд и сообщил о новом налоге на дело скорейшего построения царства равенства и братства. Несогласных поделиться тут же развешали по березам, старосту высекли, собрали две телеги продуктов и укатили дальше по тракту, в сторону паромной переправы через Крушу. Предводителем велиградских мытарей, судя по красочным описаниям крестьян, оказался наш старый знакомый, великан в пластинчатом доспехе, говоривший со странным акцентом — Сократор.
Обиженные селения пошли чередой. Некоторые хутора оказывались сожженными полностью, все их жители убиты. Упивающиеся безнаказанностью, разбойники Эковерта изобретали все новые зверства. Люди, разорванные лошадьми, утопленные в колодцах, сожженные в собственных домах. Приречный тракт вздыбился от горя, крови и ненависти. От рассказов выживших волосы вставали дыбом, а кулаки сжимались в бессильной ярости.
Между селениями мы пытались передвигаться как можно быстрее. Пешая часть войска отстала. Всадники торопились изо всех сил. Воровских людей обязательно нужно было догнать. И убить.
К исходу второй недели пути мы вошли в последнее село перед паромной переправой. Крушей кончались земли, отданные в кормление Велиграду, и начиналось собственно Каменьское княжество.
Сократор побывал и тут. На площади перед таверной и домом старосты горели повозки с зерном, которое лживые велиградские мытари кровью собирали по селениям. У колес еще лежали трупы убитых крестьян. Кровавые лужи еще не высохли. Злодеи не более получаса назад выехали в сторону парома. И, стараясь не думать об уставших от скачки лошадях, мы поспешили следом.
Повезло так, словно сами Спящие вмешались. Когда мы вылетели на высокий берег реки, воры были еще там. Паромный плот оказался у того дальнего берега Круши, где на него заводили повозки крупного, с многочисленной стражей, торгового каравана. На требования и угрозы трех десятков разгоряченных воинов купцы вовсе внимания не обращали. Но и переправляться не торопились.
Я сразу разглядел обоих своих знакомцев. Здоровяк командир посольской охраны, осознав, что попался в западню и выхода нет, метался по глинистому берегу, руганью и криками пытаясь выстроить своих людей к обороне. Лонгнаф, как всегда в стороне, спиной ко мне, разглядывал нечто одному ему видимое в зарослях камыша.
— К бою! — заорал Ратомир.
Воины перекрыли щитами спуски к воде, отрезав врага от лучников. Инчута уже выстроил стрельцов и ждал только команды.
Принц кивнул.
— Смерть демонам! — даже для самого себя неожиданно громко крикнул я и первым выпустил стрелу, наметив крупную тушу Сократора. Копейщики грохнули кулаками в тыльную сторону щитов и, выставив стальные перья, шагнули вниз.
Командир осколков посольской охраны быстро умереть не желал. Активно укрывался щитом, нырял за спины стражников, отбивал стрелы мечом. Я стрелял, как только мог быстро, указывая групповые цели остальным стрельцам отряда, но так и подмывало устроить персональную охоту за личным врагом.
Часть разбойников, сломав строй, побросали доспехи и оружие и кинулись в реку, в надежде пересечь преграду вплавь. В разрыв обороны немедленно ринулся Ратомир с конными воинами. Инчута тут же принялся стрелять по уплывающим подонкам, а я спрыгнул с крутого берега вниз, к причалу.
Среди окруженных, продолжающих отбиваться воров Лонгнафа не было. Я наказал себе после обязательно поискать его среди мертвых и отвлекся. Прямо на меня с ревом раненого медведя мчался, размахивая мечом, грудью прорвавший строй латников, Сократор.
