— Теперь я тоже верю, что ты сын Великого Князя Орейского, — чуточку улыбнулся Ратомир.
— Да какое там, — вялой рукой отмахнулся я. — Понасочиняли… Ты это… Встань уже. Тоску в глубину сердца задвинь и встань. Воителям покажись. Чтоб видели люди своего командира удачливого, а не…
— Конечно, — сверкнул принц полными боли глазами. — Конечно.
— Ну и славно, — кивнул, забывшись, я. Мир крутнулся, вцепился в плечи и потянул, повлек меня за собой. Нелепо взмахнув словно бы чужими руками, я мешком рухнул на затоптанный пол.
— Эй! Кто там! Велизарий! — взревел Ратомир. — Сюда!
Из щелей между досками пола взвились тоненькие струйки пыли — вокруг топали испачканные осенней грязью сапоги. Крепкие руки схватили меня за плечи. Кто-то другой подхватил под колени.
— Куда вы меня тащите!? — крикнул я. Вопль вышел не громче комариного писка, тут же потерявшись в грохоте шагов. — Во двор! К Инчуте…
— Что ж ты, твое высочество, — оглушительно ревел Велизарий. — Довел кудесника нашего! Глянь-ка! Как одеяло лоскутное на заборе болтается…
— Во двор несите, демоны! — бесновался я, изнывая от безнадежности плена в собственном теле.
— Вон уже и пеной исходит, точно бешеный…
— Целителей лесных зовите, бестолочи! Быстро! — разом заглушив все звуки в невеликих палатах, гаркнул Ратомир…
Питье было отвратительным на вкус. Неуемная горечь редчайшего золотого корня вкупе с девясильной травой. И все это на крепчайшем ростокском самогоне. Сознание вспыхнуло и заколотилось в клетке связанного бессильем тела.
— Ополоумел? — яростно шептал, нагнувшись прямо к лицу Сворк. Пользовался положением родственника. Все-таки троюродного племянника кум по материнской линии. — Так с духами Силы играться? Чуть жизнь на силу Ветра не променял. Мастера Стали только махонькими порциями себе помогают, а ты, как ребенок, экие смерчи раскручиваешь. Лучник великий — вот и стреляй. Нечего за меч хвататься…
— Где Инчута? — кривясь от сводящего скулы вкуса лекарства, выговорил я.
— Да к демонам твоего Инчуту, — покраснел Сворк. — Ты о себе думай, мастер. Ты ж мог и без Ветра остаться…
— Во двор несите! — собравшись с силами, приказал я. — Потом обо мне говорить будем.
— Бешеный, — отпрянул родич. — Несите его на улицу. К кандальникам. Да плащом укутайте, оглоеды. Ему сейчас только простыть не хватает…
Я прикрыл глаза. Плывущие мимо стены сложенные неровными каменными блоками убаюкивали, увлекали за собой. Манили в серую пелену беспамятства.
— Ну, вот он, твой Инчута, — недовольно воскликнул Сворк, когда движение кончилось. — В чем ветра прядь держится, а туда же! Под дождь!
Четверо крепких дружинников поставили кресло с моим телом на широкое крыльцо под навесом и встали рядом. Редкие капли заносило сюда со двора, но и их хватало, чтоб я морщился от ощутимых ударов. Леденючий ветер норовил забраться в складки плаща и уже скоро я задрожал всем телом, выбивая зубами барабанную дробь.
Три с лишним десятка закованных в колодки лучников стояли на коленях под проливным дождем прямо на каменной мостовой крепостного двора. Между ними сновал Парель, обращаясь то к одному, то к другому, что-то втолковывая тем, кто сразу не гнал его прочь.
— Раскуйте их, — выдохнул я, приказывая себе продолжать смотреть, хотя от стыда даже желудок скрутило узлом. На счастье, меня услышали. Гарнизонный кузнец споро прошелся между заключенными, снимая колодки.
— Который из них Инчута? — силился разглядеть я. В серой пелене падающей с неба воды это оказалось не так-то просто сделать. — Позовите его сюда.
Угрюмые стражники подняли ростокца на ноги и, подталкивая пятками копий, вынудили подойти к крыльцу.
Он был жалок. Липнувшая к телу промокшая насквозь добротная одежда. Грязные, слипшиеся волосы и обреченность во взгляде. Он тоже знал, что ему грозит по орейской воинской правде.
— Я не хочу с тобой разговаривать, — остановил я открывшего было рот лучника. — Забирай этих… соучастников. Забирай свои вещи и лошадей. И уходите. Расскажешь князю, за что я тебя выгнал…
— Что? — распахнул глаза Инчута.
— Пошли вон! — равнодушно пояснил я. — Вытолкайте этих… людей взашей. Нет у них боле ни чести, ни правды, ни имени.
— Ты оставляешь им жизнь? — удивился Парель.
— Кому нужна такая жизнь! — взвыл Инчута.
— Ты так ничего и не понял, жрец, — прошипел я сквозь сжатые от холода зубы.
37
Огромные, черные головы быков, увенчанные здоровенными, копьями торчащими вперед рогами, словно чудовища из дедовских сказок возникали из густого тумана. Белые полосы вдоль хребтов этих невозможных животных мешали оценить их истинный размер. Но они были велики, много больше обычных из хлевов орейских крестьян. Лоснящиеся от капель воды спины проплывали мимо, и я, в седле сидючи, едва ли мог дотянуться до гигантских холок.
Злой северный ветер ушел ночью. Стих вдруг, оставив захлебывающуюся влагой землю в объятиях растерянного дождя. К утру сильно потеплело, а лишившиеся командира свинцовые тучи заклубились, нарушили четкость строя и обессилено рухнули оземь молочным туманом.
Звуки заблудились. Стук молотков купеческих приказчиков, менявших у моста колеса повозок на полозья саней, доносился почему-то со стороны степи. Волы совершенно бесшумно тянули заваленные скарбом сани, а в их по-королевски величественных шагах слышалось позвякивание кольчуг караванной охраны.
— Экие зверюги! А, твоя светлость? — уперев кулаки в бока, выпятив брюхо, хвалился Башун Дравинович — последний торговый гость, пропущенный через Эмберхарт осадившей город королевской армией. — Экие демоны!
Звук его голоса, густой и звонкий, как вечевой колокол, доносился почему-то со спины и после секундной паузы. Забавно было наблюдать, как знатный на этом берегу реки купчина беззвучно, рыбьи, открывает рот или и вовсе, говорит с закрытым ртом. И я с удовольствием бы посмеялся шуткам Духа Воды, если бы не страшный груз в телегах.
— На мост тебя барон поди со страху допустил? Рогачей твоих забоялся?
— Га-га-га… — гоготал гость, расшвыривая звуком клочья болтающейся между небом и землей воды. Пыли, крупными мутными каплями оседавшей на лице, стекающей и капающей с подбородка. Скрывающей катящиеся из глаз слезы.
— …Телята славные будут, — донесся сзади хвост сказанной стоящим напротив Башуном фразы. Говори, гость, говори. Говори и не смей смотреть на окаменевшего, омертвевшего принца. Страшный подарок привез хвастливый купец.
— Я еду в Аргард, — просипел Ратомир. Я вскинулся пораженный — как он смог протиснуть слова сквозь сжатые до белизны губы? — Я должен… Сам… Фанира сам должен…
— Да-да, — вскинулся Парель. — Я сейчас… Я быстро соберусь…
