– Эй, Тревис, давай свернем к Вилле-Оку, я хочу посмотреть, сколько людей вернулось и как они строятся, – высказал пожелание прелат.
Тревис махнул рукой, и передовой отряд разведчиков поскакал к видневшимся на горизонте уцелевшим деревьям, указывавшим место, где прежде стояло селение Вилле-Оку.
Когда-то его закладывал Трауб-Обжора – прадед нынешнего прелата Илкнера, отсюда и яростное желание Илкнеров вернуть провинцию себе. Они считали эту территорию своей вотчиной, началом всех Илкнеров.
Пока прелат с основной частью свиты скакал через луг к селению, разведчики уже прибыли на место и немало перепугали крестьян, строивших свои новые дома. Их здесь набралось пять семей, а прежде в Вилле-Оку насчитывалось полторы сотни домов.
– Стоять, не разбегаться, сволочи! – стали кричать гвардейцы, еще больше пугая людей, столько переживших во время недавней войны и познавших все ужасы бегства и нелегкого возвращения.
В наспех собранных сараях тоскливо завыли дромы.
– Это наш господин-благодетель едут! – закричал вдруг один из крестьян, стоявший на недостроенном срубе и разглядевший вдали штандарт прелата Гудрофа. – Не бойтесь, это его светлость едут!
Люди стали успокаиваться и ругать солдат за то, что те их напугали.
Мужчины спустились со срубов и побросали жерди, которыми собирались обороняться, а женщины и дети стали выбираться из-за неоконченных стен.
Вскоре подоспел и сам прелат. В скромном для его статуса мундире, он выделялся лишь дорогой вороной лошадью и тем, что мог себе позволить ехать без шлема и кирасы.
– Здравствуй, ваша светлость, благодетель наш! – крикнул старший из всех крестьян и вместе с остальными опустился на колени.
– Ладно, поднимайтесь, нечего штаны марать! – ответствовал прелат и принялся осматривать возведенные из потемневших бревен стены.
– Кто лес поставляет? – строго спросил он старшего из мужиков.
– Дык господа Миллибенды из города Скруттела, – ответил тот, разводя руками.
– Так ведь гнилой же лес, разве вы не видите?! – начал сердиться прелат и, подъехав ближе, ткнул кинжалом в бревна. – Где эти Миллибенды?
– Дык вон они едут, ваша светлость, другие дерева везут! – ответил ему конопатый мальчишка и махнул в сторону петлявших между пепелищами дромов, запряженных в пары передков, на которые и были положены бревна – по три на каждый экипаж.
За длинной вереницей из полудюжины экипажей ехал возок на больших колесах, управляемый торговцем, одетым в дорогое крашеное сукно.
– Эй, Тревис, спрячь штандарт да отведи гвардейцев за стены, я желаю поговорить с торговцем по-простому.
Приказ прелата был немедленно выполнен, и торговец гнилым лесом подъехал к постройкам в полном спокойствии. Даже присутствие незнакомца на хорошей лошади не смогло поколебать уверенности торговца.
– Хорошо бы цену сбросить, ваша милость, уж больно дерево темное… – издалека начал мужик, чувствуя поддержку наблюдавшего за происходящим прелата.
– О чем ты говоришь, дурак?! Какая цена?! Думаешь, это ты мне платишь? – закричал торговец, поднимаясь в возке и натягивая вожжи.
– А кто платит? – спросил прелат, не удержавшись.
Торговец смерил его подозрительным взглядом, но игнорировать незнакомца не решился.
– Казна прелата Гудрофа платит.
– А почем казна платит за гнилой лес?
– Не твое дело, господин хороший, у меня с мужиками свои дела, у тебя свои. Проезжай дальше.
– Вот, значит, как, – усмехнулся прелат. – А ты, стало быть, Миллибенд?
– Ганс Миллибенд, а ты кто таков будешь?
– Тревис, давай сюда! – вместо ответа крикнул прелат, и из-за стен недостроенных срубов стали выезжать гвардейцы. По мере увеличения их количества лицо Миллибенда становилось белее, а нижняя губа начала подрагивать.
– Итак, мерзавец, почем ты поставляешь гнилой лес? – повторил прелат свой вопрос.
– Я… я… я свободный человек, я подданный императора и ни перед кем…
Договорить торговец не успел, пущенная Тревисом плеть обрушилась ему на голову, сбив бобровую шапку.
– Ваша светлость, извольте приказать, чтобы меня не трогали! Я подданный императора, я свободный горожанин!
– Повторяю вопрос: почем продаешь бревна? Разве я за эту трухляшку плачу по серебру за пять бревен?
– Нужно разобраться, ваша светлость! Но бить меня нельзя, я секретарь торговой палаты, я свободный подданный императора!
– Ну-ка, Тревис, повесь его немедля! А вы, – прелат повернулся к онемевшим приказчикам, – смотрите и передайте другим жуликам, что со мной так дела вести нельзя.
Соскочившие с седел гвардейцы бросились стаскивать с возка брыкающегося Миллибенда, вопящего о своей значимости и о том, что над ним нет власти прелата Гудрофа.
Через минуту он замолчал, раскачиваясь на пеньковой веревке, перекинутой через толстую ветку уцелевшего дерева.
– Вот и успокоился, – подвел итог Гудроф. – Передайте его брату, как там его?
– Удо Миллибенд, ваша светлость… – подсказал кто-то из приказчиков, пораженных скорой расправой над их начальником.
– Передайте этому Удо, что все бревна нужно заменить и людям моим восполнить убыток за строительство. Через два дня я приеду и проверю. Если этого не будет исполнено, повешу и второго негодяя – у меня веревок на всех хватит!
16
Местом встречи двух прелатов была выбрана избушка лесника, стоявшая на границе между двумя территориями. Во время недавней войны лесник куда-то подевался, исчезли его скот и пожитки, но пустой дом теперь сгодился для важных переговоров.
Дружины обоих прелатов остались за пределами лесной опушки, на которой и располагалось брошенное лесником владение.
– Здравствуй, Морат Илкнер.
– Здравствуй, Легвос Гудроф.
– Присядем. Хозяин здесь ты, но моя кровь из этой земли, поэтому я сыграю роль радушного хозяина.
– Я не против, прелат Морат.
Они сели на широкую скамью, единственную из оставшейся мебели.
Морат расчесал пятерней поседевшие пряди и хлопнул себя по колену.
– Давай сразу к делу, мне нужна Силейна. О причинах говорить нет смысла, они тебе известны. Когда мои солдаты жгли Вилле-Оку, я плакал, ведь большинство домов в ней закладывал еще мой прадед…
– Трауб-Обжора, я помню, – кивнул Гудроф.
– Ну вот…
Илкнер вздохнул.
– Мой старший сын Сборстьен подрастает, года через три он непременно начнет против тебя новую войну…
На лице Гудрофа появилась улыбка.
