Был случай, когда один бригадир так влюбился в пленницу, что решил даровать возлюбленной свободу. Но как это сделать, не убив двести человек эскадренного экипажа? И он попытался решить эту проблему с помощью пулемета, однако его вовремя остановили.
Резко взвизгнула сирена громкой связи, и расположенный рядом с трапом динамик заорал Лоренцу в левое ухо:
– Командиру эскадры – срочно! Позывной Роньжа неожиданно атаковал ноль-восьмой и ноль-пятый борта! Оба получили повреждения!
– Хватит орать! Кто такой Роньжа? – закричал в ответ Лоренц.
– Пилот «куксдога» под шестнадцатым номером Билли Сквозар!
– Что значит – атаковал?! Дайте мне его!
– Связь заблокирована, сэр! – ответил диспетчер, по его голосу было заметно, что он близок к панике.
– Тогда уничтожить его! Не хватало, чтобы наши пилоты сходили с ума в самое неподходящее время! Уничтожить!
– Есть, сэр…
Под плоскостями дежурного «маскота» забегали механики, торопливо подвешивая на узлы две тяжелые торпеды.
Подходить к обезумевшему «куксдогу» близко было опасно, а торпеда позволяла расправиться с ним, не заходя в зону действия его РЛС.
Откуда-то с юга донеслись отдаленные раскаты грома.
«Гром зимой?» – подумал удивленный Лоренц и огляделся. Из клочковатых туч все сильнее начинал сеять снег.
«Маскот»-каратель с ревом поднялся в небо, и тут снова раздался голос дежурного диспетчера:
– Сэр, с вами хочет поговорить бригадир Чумаченко!
– Давай его! – раздраженно произнес Лоренц, становясь ближе к динамику.
– Сэр, это Чумаченко!
– Что случилось, Чумаченко? Почему у тебя такой голос, будто твою задницу поджарили?
– Я только что увидел, как упал один из «маскотов», сэр!
– Что значит – упал? – не понял Лоренц. Он слышал слово «повреждения» и даже не предполагал, что все настолько серьезно.
– Рухнул, сэр! Взрыв был такой, что просто мама не горюй!
– Где шестнадцатый номер «куксдога», Чумаченко? Он ведь был с тобой!
– Не знаю, сэр, сейчас он не отвечает!
– Что там произошло? Кто на вас напал?
– Аборигены, сэр! Завалили дорогу и стали забрасывать зажигательными зарядами. Нам даже пришлось выйти, чтобы отбросить их! На тот момент Роньжа был в порядке, и благодаря ему мы благополучно отбились, все обошлось несколькими ранеными и четырьмя единицами потерянного оружия. Ушли на сгоревших колесах, а Роньжа остался нас прикрывать…
– Этот твой Роньжа обстрелял два моих «маскота»! – закричал Лоренц, выходя из себя. – И ты мне за это ответишь!
– Вот тебе раз, а я здесь при чем?!
– Отключи его, диспетчер! Немедленно!
– Отключен, сэр… – прозвучал в наступившей тишине неожиданно спокойный голос диспетчера.
Лоренц отошел от стены и обнаружил, что несколько матросов стоят в коридоре, прислушиваясь к тревожным вестям.
– Вон он, сэр, уцелевший возвращается! – сказал кто-то из них.
Лоренц обернулся и увидел заходящий на посадку «маскот», за которым тянулся хвост белого дыма. Машина двигалась неуверенно, рыскала по сторонам. Вокруг посадочного квадрата забегали механики, не в состоянии сообразить, что им теперь делать, – под плоскостями истребителя висело несколько неизрасходованных бомб.
– Тяжело заходит… – обронил кто-то из матросов.
Тем временем возле костра продолжался пикник, и на садившийся истребитель там никто не обращал внимания – «маскоты» взлетали и садились каждые четверть часа.
Провожаемый напряженными взглядами истребитель тяжело ударился опорами о посадочный квадрат, от чего из его воздухозаборников вылетел сноп искр. Распахнулась боковая дверца, и из нее на землю вывалился пилот. Из кабины тут же повалил дым, механики бросились к пилоту на помощь. Они схватили его под руки и потащили прочь от разгоравшегося истребителя.
Несколько человек пытались потушить возгорание с помощью пенных кунстфайеров, но тщетно – пламя вырвалось наружу, и все бросились врассыпную, однако было поздно. Полыхнула ослепительная вспышка, и ударил такой гром, что у всех, кого не разметало в пыль, заложило уши.
Ударная волна хлестнула по зевакам, посбивав их на землю и забросив внутрь коридора «Пифии».
Спустя минуту или чуть больше оглушенный Лоренц с помощью членов команды сумел подняться на ноги и нетвердой походкой вернулся на трап.
Его затуманенному взору предстала страшная картина. Взрыв уничтожил кухонный пятачок и всех находившихся на нем солдат, сбил на землю двух «куксдогов» и оторвал плоскости у трех из пяти стоявших на квадратах «маскотов».
Борт «Ленокса» был поврежден обломками взорвавшейся машины, а кормовой трап отброшен взрывной волной. О судьбе ремонтной команды можно было только догадываться.
– Что?.. Что все это значит? – с надрывом произнес Лоренц и всхлипнул.
– Это означает, что он жив, сэр, – сказал оказавшийся рядом Чикер. На его одежде не было прожженных пятен, а на лице царапин и порезов.
– О чем ты говоришь? – не сразу понял находившийся в шоке командир эскадры.
– Я говорю о том парне из федеральной службы. Похоже, он выжил.
Лоренц кивнул. Это было похоже на почерк специалистов, аборигены так воевать не могли.
И словно запоздалое эхо опустошительного взрыва вдалеке ударил гром.
– Сэр, ноль-второй борт докладывает – «куксдог» уничтожен наведением на аварийный маяк! – радостно сообщил диспетчер.
– Что ты предлагаешь, Чикер? – спросил Лоренц, который, казалось, не услышал сообщения.
– Мне нужно максимальное прикрытие, сэр. Я сейчас же отправлюсь по маршруту Чумаченко и проверю, действительно ли нам удалось уничтожить «куксдог».
– Хорошо, если удалось…
– Хорошо, – согласился Чикер, глядя на дымившиеся посреди лагеря останки. – В умелых руках даже один «куксдог» может нам дорого обойтись.
57
Этот день для Руммеля выдался нелегким, хотя и числился в графике свободным. Он должен был лишь посмотреть документы по новому делу, а потом мог отправиться в спортзал, чтобы сбросить лишние пару килограммов, которые при его работе могли плохо сказаться на результатах. Агентам часто приходилось самим преследовать объекты поиска и, когда не было времени дожидаться группы захвата, вступать в единоборство. А если учитывать, что в большинстве случаев поиск агенты проводили в одиночку, захваты они производили без посторонней помощи.
Нельзя было привлечь даже полицию, ведь объекты, за которыми охотился отдел, зачастую могли считаться перед законом чистыми, и следовать законным процедурам означало снижать эффективность работы.
