— Ну и свинья ты, — сказал он в сердцах. —
Сказано, язычник. Нет в тебе ни христианского милосердия, ни воинского
братства.
— Чего нет, — согласился Олег, — того нет. Но
что есть, того не отнимешь.
— А что есть? — спросил Томас все еще рассерженно.
— Ну да, щас тебе все расскажу. Поехали!
Он повернул коня, Томас крикнул в спину просительно:
— Может, отдохнем чуть? У меня конь едва дышит.
— Выдержит, — ответил отшельник
хладнокровно. — Там одна лестница.
Томас застонал.
— Говоришь так, будто одна ступенька!
— Ну все же, все же...
— А там наверху вообще пекло?
— Да, — согласился Олег, подумав. — Должно
быть, еще жарче. Зато воздух посвежее... должен быть. И попрохладнее.
Томасу почудилось в его словах сомнение, но конь калики уже
удалялся, помахивая хвостом, словно и не устал, Томас прошептал молитву
Пресвятой Деве пополам с проклятиями в адрес язычника, с неимоверными усилиями
заставил себя потащиться следом.
Лестница показалась чуть меньше, во всяком случае ступени —
мельче, но Томас понял обреченно, что ему на коне не одолеть, тяжесть рыцарских
доспехов вымотала силы и гуннского коня. Он остановился на первой же ступеньке
и смотрел, вздрагивая, большими, как у ребенка, испуганными глазами на
бесконечную лестницу. Со сдавленными проклятиями Томас слез и потащился со
ступеньки на ступеньку, а когда конь начинал упираться, тащил за собой силой.
Все тело ныло и кричало, едкий пот выедал глаза, грыз шею,
чудовищно зудело между лопатками, а ноги превратились в чугунные тумбы, которые
он с трудом переставлял все выше и выше. Так продолжалось вечность, воздух стал
совсем как в адской печи, железо доспехов накалилось, от жара начали лопаться
губы, а в груди свистело, как в высушенной тыкве.
Сквозь грохот крови в ушах сверху донесся отвратительно
довольный голос:
— Ну вот, я же говорил!
Томас поднимался и поднимался, опираясь уже не на ступеньки,
а на рыцарскую стойкость, на доблесть христианина, на гордость и самолюбие, что
не может позволить язычнику одержать верх даже в таком соревновании, и... вдруг
поднятая нога не ощутила ступеньки. Он обеими руками кое-как снял шлем, мутная
пелена пота застила взор, но то, что увидел, повергло в отчаяние.
Шагах в пятидесяти впереди еще одна лестница, уже не такая
широкая, но все же массивная, и ведет вверх, вверх, вверх. А сам зал внушает
уважение и даже почтение размерами, циклопическими стенами. Даже не разглядеть
отдельные глыбы гранита: давление верхних этажей сплавило все в единое целое.
Даже пол из гранита, но тщательно выровнен и отшлифован...
Он шатался, готовился упасть, а там пусть хоть смерть, уже
отдал все силы, сознание смутно уловило далекий скрип, в лицо пахнуло
изумительно свежим прохладным воздухом. Он с трудом повернул голову.
На дальнем конце зала отшельник, уже без коня, распахивает
исполинские ворота. Снаружи ударил яркий солнечный свет, а второй порыв воздуха
отогнал от Томаса жар, и он, всхлипывая от счастья, заковылял к Олегу. За
спиной послышался конский топот, мимо метнулось черное тело, в воротах мелькнул
красный хвост и пропал.
За воротами дивный зеленый мир с густой сочной травой.
Великолепный строевой лес, между невысоких холмов бежит быстрая река, а оба
коня уже щиплют зеленую траву.
Томас дикими глазами оглянулся, чудовищная лестница, что
напугала до отчаяния, по-прежнему ведет выше, в верхние этажи. Чувствуется мощь
каменного сооружения, которое не что иное, как...
Он перекрестился и торопливо вышел, все еще не веря, что под
сапогами вместо смрадной гнили сочная зеленая трава. Кузнечики прыгают во все
стороны, один сдуру скакнул на панцирь и сидит там, воинственно шевеля усиками,
словно двумя копьями. Томас пошел осторожнее, чтобы не спугнуть героя, отваге
нужно выказывать уважение, у кого бы ни проявилась.
Олег вышел, щурясь от яркого солнца и отряхивая одежду.
Морда если и раскраснелась, то самую малость, простолюдины не таскают на себе
такие тяжелые доспехи, это удел благородных, крикнул в спину:
— Ну как тебе замок?
Томас задрал голову. Суровый и прекрасный в своей строгости
замок возвышается красиво и гордо. На самой высокой башне развевается прапор, у
Томаса взволнованно застучало сердце: цвета его рода!
— Где мы? — спросил он, боясь поверить догадке.
— Там же, — ответил Олег, — где и вошли.
Помнишь, грязное смрадное облако?.. Но старые боги ушли. А это тебе подарок...
выпросил все-таки...
Томас вспыхнул:
— Это я выпросил?
— Ну не напрямую, — ответил волхв нагло, садясь в
седло, — но что-то было, было. Наверное, Англ уговорил Хеймдалля и Одина
поставить для тебя это чудовище из камней. Правда, так быстро бы все равно не
выстроили даже боги... гм... ах да, то-то смотрю, знакомое! Это же та крепость,
которую построил для асов Гримтурсен с помощью своего коня Свадильфари!.. Тогда
понятно, понятно...
Томасу ничего не было понятно, он смотрел ошалело и лишь
разевал, как рыба на солнцепеке, рот, не в силах поверить, что этот замок
принадлежит ему.
Олег сказал довольно:
— Там над воротами твой герб, увидишь. Это Англ
постарался... Ты заметил, стены вглыбь и вглыбь... заметил, да? Молодец,
наблюдательный... А там, как я понимаю, вросли в плиту, на которой Англия.
Томас пристально всматривался в замок.
— А кто... на городской стене?
Олег приложил ладонь козырьком к глазам.
— Где... А, платками машут? Ишь, уже успели... Ну и
Лилит, от нее не укрыться... А вот рядом с нею машет платком Яра.
Томас вскричал ликующе:
— И Яра?.. Прости, мой конь, но не могу не просить тебя
во весь опор... — Он вспрыгнул на коня.
В небе показалась быстро летящая странная птица: блистающая
в чешуе, крылья в размахе на длину рыцарского копья. Она не летела, а
мчалась... вернее — ее мчало, как выпущенную из гигантского лука стрелу.
Кони испуганно прижали уши, Томас нахмурился, такие чудовища
означают мор или нашествие, Олег скривился, конь под ним рванулся вперед.
— Подожди здесь!
Томас придержал своего, птица круто пошла вниз и упала в
густой дубовой роще. Калика на коне проломился через густые кусты, вскоре исчез
за деревьями.
Конь Томаса, ощутив свободу, тихонько побрел вперед, опустив
морду и осторожно нюхая, как пес, следы своего друга. Томас прислушивался не
зря, раздраженно разговаривали два человека, в одном Томас узнал калику, другой
голос узнать не удалось.
Порыв ветра донес из леса возмущенный возглас незнакомца:
