Дошло до того, что осмелевшая Европа нанесла ответный удар в
виде крестовых походов. Правда, это уже мелочи, интересующие каких-нибудь
императоров или королей Европы, куда интереснее тенденции развития ислама, его
сильные и слабые стороны. Прекрасный запрет пить вино и жрать свинину, большая
ошибка — запрет на изображение живого.
Эту мысль надо развить глубже, напомнил он себе, и вернуться
к ней не раз. Рисование — великое благо, это неустанные упражнения для мозга,
куда более необходимое, чем ежедневные изнуряющие схватки воинов на тупых
мечах, стрельба в цель или борьба...
Что-то выскользнуло из темноты и в мгновение ока оказалось у
него на груди. Он едва успел подхватить жаркое нежное тело, налитое восточной
негой и страстью, что вобрала в себя весь зной раскаленных песков. Жаркие губы
одарили его смачным поцелуем.
Он отплюнулся, шлепнул по заднице, удерживая на одной руке.
— В следующий раз — удавлю! Еще раз кинешься вот так —
удавлю. Потом на себя пеняй.
Она томно промурлыкала ему на ухо:
— Но сейчас не удавил?
— Задумался, — сказал он, оправдываясь. — Не
успел. Не сообразил. Даже сейчас не понимаю, как это ты успела... Я всегда
замечал...
— И удавливал?
— И удавливал, — ответил он серьезно, — если
вот так неожиданно.
— Это хорошо, — сообщила она. — Не знаю
почему, но мне нравится, что удавливал. И нравится, как держишь на руках. У
тебя нежные руки, знаешь?
Олег тут же разжал руки, Лилит едва успела выпрямить ноги.
Но глаза ее все равно смеялись, Олег чувствовал, что в этой игре ведет она, а
он уступает и уступает, еще даже не зная, в чем уступает, но все-таки уступает.
— Пойдем, — шепнула она. — Все уже спят.
Темные залы переходили один в другой холодные и сырые, под
сводами слышался шорох летучих мышей, пронзительные сквозняки гуляют во всех
направлениях. Лилит вела уверенно, это Олег сразу же уединился с сэром Эдвином,
она такой ерундой не занималась, и сейчас, когда переступили порог небольшой уютной
комнаты, она с ожиданием посмотрела на Олега.
Кроме широкого роскошного ложа, куда уж без него, есть и
широкий стол, два удобных кресла, кожаный диван, все стены увешаны красочными
гобеленами. У ложа на полу огромная медвежья шкура. На столе массивная
чернильница и несколько гусиных перьев в высоком металлическом стакане.
— Уютно, — признался он. — Именно то, что...
требуется.
Лилит довольно заулыбалась. Остатки одежды соскользнули с
нее как бы сами по себе, Олег едва не зажмурился от непривычного сочетания
девственной чистоты и невинности и безукоризненности плоти, созданной именно
для утех, для страсти. Лилит стояла перед ним в свободной позе, не стараясь ни
втянуть живот, ни поднять груди, все и так абсолютно совершенно, в глазах
пляшут веселые смешинки, знает власть своего зовущего тела, перед которым
устоять невозможно ни одному мужчине.
— А ты ничего, — заметил, наконец, Олег. —
Ладная. И сиськи хороши, ничего не скажешь...
Он зевнул, с отвращением стянул через голову и бросил на
спинку кресла роскошное сюрко. Так же с неудовольствием разулся, башмаки теперь
на нем добротно выделанные и с вышивкой, снял брюки и отправил вслед за сюрко.
Снова зевнул, почесался, рухнул на ложе, а уже оттуда посмотрел на обнаженную
женщину.
— Слушай, если не храпишь, то можешь ложиться со мной.
Бить не буду.
— Уверен? — спросила она с сомнением.
Он зевнул.
— Может быть. Разве что не с той руки зайдешь...
Она легким танцующим шагом приблизилась к ложу, в глазах
насмешка сменилась недоумением. Олег встретил ее взгляд широкой улыбкой.
— Только уговор, — предупредил он, — одеяло
не стягивать. И не лягаться.
Она села, подождала, но его руки не стали хватать ее и мять
жадно, тогда она осторожно легла рядом, стараясь не коснуться, снова выждала
чуть, повернула голову. Он ответил бесстыдной ухмылкой.
— Ну что, — произнес он сонным голосом, Лилит не
могла ощутить, насколько это натурально, — будем спать?
— Что? — спросила она, не веря своим ушам.
— Ты же сама сказала, что уже поздно, — напомнил
он, — куры спят, собаки спят. Даже тараканы спят.
Она повернулась к нему всем телом, ударила кулаком по груди,
он не успел вспикнуть, как она оседлала и сказала с возмущением:
— Спать? Так я тебе и дам спать!
Их глаза встретились, она рассмотрела в зеленой глубине
затаенный смех и ощутила, что впервые ее обыграли. Странно, осознание этого
наполнило ее счастьем и непонятным покоем.
Глава 7
Дыхание постепенно выравнивалось, она с трудом расцепила
руки и упала с ним рядом на увлажненные простыни. Широкая грудь с рыжими
волосами блестит от пота, волосы прилипли, как будто их вдавили в клей. Могучая
рука оказалась под ее щекой, там быстрыми толчками двигается кипящая кровь,
тяжелая, как расплавленный свинец, рядом бурно вздымается, с треском раздвигая
ребра и натягивая кожу, грудь, а живот запал так, словно отшельник проворонил
не только ужин, но и весь день просидел в келье за умными книгами.
— Ты дикарь, — прошептала она, — ненасытен,
как... даже не знаю, кто. Но я люблю тебя, рыжее чудовище.
— Это ты чудовище, — ответил он все еще хриплым
голосом. — Я перед тобой просто зайчик.
— Ну да, заинька...
— Вот-вот, серенький такой.
— А можно, беленький?
— Можно, — согласился он. — Беленький зайчик.
А ты — тигра лютая.
Она повернулась на бок, пощекотала ресницами ему руку. Хорошо
так лежать спокойно и бездумно, но мужчин в это время обычно охватывает жажда
деятельности, им кажется нелепым вот так лежать и ничего не делать, теперь бы
на коня и меч в руку, Лилит вздохнула тихонько, чтобы рыжее чудовище не
заметило, спросила с наигранным интересом:
— Ты можешь мне сказать, чем вызван твой интерес к
этому милому рыцарю? И его родне?
Он подумал, буркнул:
— Ну и вопросы ты задаешь...
— Чем они плохи?
— Тем и плохи, — ответил он с
неудовольствием, — что ты, хоть и красивая, но не дура.
Она улыбнулась, польщенная.
— Значит, угадала?
— В какой-то мере.
— В какой?
Он проворчал:
— Ты угадала, они мне в самом деле весьма... интересны.
— Как люди?
Он снова вздохнул.
— Лучше бы ты была только красивая.
— Я и есть только красивая, — возразила
она. — Ума у меня нет, правда. Это другое, интуиция. Я же вижу, что ты к
ним присматриваешься. Куда больше, чем просто к попутчикам.
