— Пятьдесят на пятьдесят, — повторил он. —
Везде эти пятьдесят на пятьдесят...
В Европе, напомнил себе, все еще нет постоянных армий. В
отличие от того же Востока, где владыки держат стотысячные армии в постоянной
боевой готовности, а для походов собирают армии, превышающие миллион воинов. А
где нет постоянных армий и нет стандартных методов обучения воинов, там каждый
оттачивает свое умение сам.
Оттачивает вот здесь, на турнирах. Сперва турниры были
только репетициями будущих сражений, и потому всегда сражались отряд на отряд,
а вот сейчас, помимо этого привычного действа, начали вводить еще и одиночные
схватки. И хотя им пока еще не придается значения, их ставят в самом начале,
для разогрева публики, а кульминаций — генеральное сражение двух больших
отрядов, однако одиночные поединки важны совсем для другой цели.
В одиночных поединках рыцари оттачивают новые трюки,
совершенствуют приемы боя, проверяют снаряжение, исправляют после схваток, тут
же подставляют под удары в новых схватках. Если заглядывать в будущее, то не
нужно быть даже неграмотной бабкой-гадалкой, чтобы предсказать одиночным
поединкам большое будущее. Возможно, они даже затмят грандиозные схватки
отрядов, хотя там с каждой стороны могут выступать по несколько сотен рыцарей,
и турнир начинает выглядеть настоящим полем битвы.
Он вспомнил обеспокоенного короля. Еще бы правителю не
дергаться, когда в опасной близости собираются для турнира рыцари, количество
которых в десятки раз превосходит его войско!
Глава 19
В полдень Томаса сразу же пропустили в апартаменты. Король
занят, но королевский министр узнал Томаса, попросил подождать, скрылся в
королевских покоях. Придворные посматривали на чужака с любопытством, по
большей части — с недоброжелательством.
Томас терпеливо ждал, один из рыцарей что-то говорил своим
друзьям, те поглядывали на Томаса с насмешливым презрением, посмеивались,
мерили его презрительными взглядами. Томас отвернулся, хотя кулаки сами собой
начали сжиматься.
Наконец министр вышел, в руках свернутый в трубочку лист.
Приятно улыбнулся, Томас ощутил, как на сердце отлегло. Министр подал лист,
крест-накрест перевязаный красной шелковой лентой, вдобавок все скреплено
королевской печатью.
— Ознакомьтесь, — сказал министр. — Я сам
составлял указ. Не думаю, что вкралась ошибка, но все равно...
Томас ответил с вежливым поклоном:
— Не смею сомневаться в вашей компетентности.
— Не в компетентности дело, — отмахнулся
министр. — Я всего лишь записал, что велел король. Но его величество
выражается порой грубовато, я облек в приличную форму. Все равно прочтите,
чтобы потом не было жалоб. Ведь сейчас, как вы понимаете, все легко
поправить...
Томас без охоты сорвал печать, принялся с трудом разбирать
украшенные завитушками буквы. Придворные, шушукаясь, приближались вроде бы по
своим делам, но останавливались и бесцеремонно заглядывали через плечо. Томас
дочитал только до половины, пока все правильно, как его грубо толкнули под
локоть.
Грузный рыцарь в бархатном камзоле, проходя мимо, сказал
брезгливо:
— Откуда они приезжают, эти грязные попрошайки?.. И
всякий раз что-то выпрашивают у его величества.
Томас вскипел, но взглянул на министра и, подавив порыв
размазать наглеца по стенам, продолжал читать. Второй придворный толкнул его в
спину, а третий ухитрился наступить на ногу. Томас сцепил зубы, дочитал,
министр с облегчением перевел дух, в глазах его стояло понимание и
благодарность рыцарю, что удержался, не ввязался в драку.
— Все в точности, — сказал Томас. — Особо
хочу отметить ваш великолепный слог, такой величественный и торжественный!
Именно таким и должен составлять документы государственный муж.
Министр воскликнул полыценно:
— Вы мне льстите! Я рад, что нет ошибок. До свидания. Я
доложу его величеству о вашей стойкости... даже здесь.
— Я сегодня же отбуду, — сообщил Томас. — До
ночи я успею пройти десятка два миль.
— Я доложу его величеству, — повторил министр,
Томас ощутил недосказанное, министр тоже рад, что он отправится по делу, а не
останется на дурацкий турнир. — Он будет доволен.
Они раскланялись, Томас повернулся и пошел к выходу. Министр
проводил его взглядом, слуги отворили перед ним дверь в королевские покои, он
исчез. Томас подошел к дверям, но там расположилась группа молодых дворян,
уверенных и наглых. Дорогу перегородили так, что выйти невозможно, никого не
толкнув.
Сердце Томаса начало стучать чаще, чем сарацинский барабан
перед боем. Горячая кровь пошла по телу, воспламенила, он ощутил, как дыхание
становится горячим. Их пятеро, да еще и другие явно поддерживают этих, всем
ненавистна мысль, что кому-то дали земли. Взяли бы сами, кто мешал?
Он на ходу натянул кожаные перчатки со стальными
пластинками, защищающими костяшки пальцев, попробовал сжать кулаки, шаг не
замедлял, лицом старался не выказывать никакие чувства. Они нагло и уверенно смотрели
на его приближение, уже изготовившись задираться, все больше и больше наглея,
хмелея от безнаказанности ввиду преимущества в численности...
Кулак Томаса ударил в нижнюю челюсть одного, тут же
развернулся и молниеносно ударил в висок другому. Третий отшатнулся, но рука
взбешенного рыцаря сграбастала его за шею, короткий удар лбом, переносица
красавца треснула и вмялась, алыми струями брызнула кровь.
Томас брезгливо отшвырнул и без торопливости прошел через
освободившиеся двери.
Олег седлал во дворе гостиницы коней, прислушался. Взглянул
на Томаса с некоторым удивлением.
— Ты ничью дочь не обесчестил?.. Не вообще, а пока
ходил во дворец за грамотой?
Томас отрезал с достоинством:
— Ни сейчас, ни вообще я ничьих дочерей не бесчестил.
— Да ну, — не поверил Олег. — Ты прям...
ангел бестелесный!
— Что было, — огрызнулся Томас, — называлось
по-другому, сэр калика. Не знаешь реалий христианского мира, не берись судить!
— Да я и не сужу, — ответил Олег мирно. —
Просто интересно, чего это такая ревущая толпа собралась на улице... На общую
молитву не совсем похоже. Хотя кто вас, христиан, знает?
Томас прислушался, с той стороны высокого забора доносятся
не просто голоса, а что-то вроде грозного морского прибоя, когда океанская
волна с торжествующим ревом бьется в скалистый берег и всякий раз отламывает
огромные камни. Олег пустил коня первым, привратник угодливо распахнул ворота.
Народ отхлынул, но оба конца улицы оказались перегороженными
людьми в одеждах благородного сословия, хотя за их спинами угадывается множество
челяди. Несколько человек вообще в седлах, из них трое — в полном вооружении
рыцарей.
Томас сжал челюсти, рука поползла к рукояти меча. Олег
придержал за локоть, пустил коня вперед:
