Внизу у основания башни стол и две лавки, трое воинов
отдыхают, но четвертый стоит у самого моста и внимательно всматривается в
каждого, кто пешим или конным прибывает в город. Одного заснувшего возчика на
груженной горшками подводе разбудил и заставил поднять голову, всмотрелся в
опухшее от перепоя лицо с подбитым глазом, махнул рукой: проезжай.
— Даже плату не берут, — заметил Олег.
— Значит, везет что-то нужное городу, — объяснил
Томас.
— Гибкое управление, — сказал Олег, Томас уловил
нотку одобрения пополам с непонятной иронией. — Молодцы, держат нос по
ветру.
Олег сидит в седле вроде бы до пят погруженный в мысли,
однако Томас чувствовал, что отшельник видит и слышит все, что происходит
вокруг, не пропускает ни косого взгляда в их сторону, ни скрип седла под
проехавшим всадником, ни промелькнувшую по земле тень от некой птахи: явно
сразу определил и что за птаха, голодная или нет, молодая или старая, самец или
самка — калика как-то умеет замечать такие мелочи, что ускользают от любого
разумного человека, особенно — христианина, а этот же все замечает, замечает,
замечает...
Город уже разросся и укрепился, заметно по свежей кладке
каменной стены, окружившей старую часть и внутренний ров. Там свой мост,
поменьше, у моста по два стражника с каждой стороны внимательно осматривали
телеги, а из башен за въезжающими бдительно смотрят лучники и арбалетчики. У
входов в башни лениво переговариваются латники, но хоть лица и беспечные,
взгляд настороженный, а ладони всегда вблизи топоров.
Олег вздохнул, чувствуя дурноту. Такого в скитаниях по
восточным странам еще не видел, чтобы вот так каждый город был государством,
каждый сеньор сидел в замкe, как в осажденной крепости, а по дорогам нельзя
проехать без большого вооруженного отряда. Во всех восточных странах, где он
почти безвылазно провел несколько столетий, даже самый мелкий деспот сразу
устанавливает жесткую единоличную власть, и по всей его территории все
передвигались свободно и безбоязненно. И чем страна больше, тем длиннее
караванные пути. А уж в империи так и вовсе...
Томас смотрел перед собой прямо и бестрепетно. Спина ровная,
нижняя челюсть своим положением выказывает волю и решимость все одолеть,
смолоть и бросить коню под копыта.
— Это близость Адова Урочища, — обронил он
сурово. — Люди боятся, Олег! Только и всего.
— Тогда все Оловянные Острова, — ответил
Олег, — адово урочище.
— Оловянные... Ах да, ты вот о чем! Олег, тут отродясь
не было никогда олова.
— Выкопали, — буркнул Олег.
— Думаешь?
— Знаю, — ответил Олег еще сумрачнее, — какие
здесь рудники были, какие рудники!.. А вот там стояла большая пристань...
Томас чуть повернулся, новенькая кожа седла протестующе
заскрипела.
— Олег, — сказал он настороженно, — ты не
объелся ядовитых грибов? А то наши друиды от них, говорят, и перемерли... Какая
пристань, когда реки нет и в помине.
— А это что, не река?
Томас засмеялся с покровительственной ноткой.
— Эх, сэр калика... Не видел ты настоящих рек!
Олег вздохнул.
— Ну... наверное. Возможно. Впрочем. И здесь
когда-то... была. Каких я тут щук ловил...
Томас зябко передернул плечами. Щук он ловил! Тут мороз по
коже, когда пытается представить себе эти бездны, когда здесь несла воды
большая река, да не просто воды, а речные суда! — а сейчас, столетия тому
поменяв русло, течет в сорока милях отсюда, оставив здесь чуть ли не ручеек...
А он тут, оказывается, всего лишь щук ловил.
— А какой король тогда правил? — спросил он.
Напомнил: — Когда ты здесь щук ловил?
Олег в удивлении сдвинул плечами.
— Король? А, шутишь... А я уж подумал, что ты всерьез.
Кто ж такую мелочь, как короли, помнит.
Хозяин гостиницы сам выбежал принять коней, так старательно
вилял хвостом и заглядывал в глаза, всячески стараясь угодить гостям, что даже
Томас понял, насчет свободных комнат проблем не будет. Он заплатил вперед,
надменно повелев, чтобы комнаты лучшие, еда лучшая и вообще все — лучшее, он
благородный рыцарь, а не мелочь какая-то купеческая или ростовщическая.
Олег прошел вслед за Томасом в трапезную, всего один стол
занят, остальные пять свободны. Немолодая женщина, явно жена хозяина, чем-то на
него похожа, быстро вытерла чистой тряпкой стол, сама же метнулась на кухню и
вскоре вернулась с подносом, заставленным множеством мелких тарелочек.
Томас нахмурился, подозревая какое-то коварство: после
предательства баронов, избравших другого короля, он видел коварство гораздо
чаще, Олег все понял и заверил благодушно:
— Это салаты и холодные закуски. Чтобы аппетит
раздразнить.
— Да у меня он и так в порядке, — проворчал
Томас. — Куда уж дразнить? Вот-вот начну грызть край стола...
Он с тем же подозрением поковырял пальцем в салатах, Олег
посмеивался и отправлял сочные листья в рот. Томас, наконец, разохотился, тем
более что травы перемешаны с тонкими ломтиками мелко нарезанного холодного
мяса. Когда хозяйка, наконец, вернулась с горячим мясом, он уже порыкивал
довольный, встретил ее широким жестом.
— Хорошо у вас готовят!.. Именно это я и люблю.
Она присела в почтительном поклоне.
— Спасибо, господин рыцарь.
— На здоровье, — сказал он добродушно. — Как
вообще идут дела? Кто в городе правит? Об Адовом Урочище что слышно?
Она принялась отвечать быстро и словоохотливо, но когда
Томас спросил об Урочище, сразу посуровела, слова начала подбирать очень
осторожно, что Томас, как заметил Олег, явно одобряет: о Враге и его слугах
лучше вообще не упоминать, а то они слышат всякий раз, если называют их имена,
и могут появиться в любой момент.
Олег смотрел с насмешкой, как оба, Томас и хозяйка, дружно
перекрестились, пошлепали губами, это на тот случай, если какой демон и явился,
чтобы защититься крестным знамением и святой молитвой, чертовы язычники, хоть и
называют себя христианами.
— Говорят, — прошептала она осторожно, — Язва
разрастается. Уже дошла до реки. Все надеются, что через реку уж никак не
переберется, больно глубокая, широкая и быстрая. Из нашего града туда
отправились семь священников и сорок монахов! Отец Септимий поклялся, что не
уйдет оттуда, пока не загонит Язву вспять. Или не падет сам, не отступив, ибо
он — воин Христа...
Олег хмыкнул.
— Слишком хвастливые речи для священника.
— Он не всегда был священником, — объяснила
хозяйка. — Только в прошлом году принял сан. А до этого был известным
рыцарем...
— Как его имя? — спросил Томас.
— Отец Септимий.
