— Да в задницу этого Септимия! Как он назывался раньше?
Она ответила, вздрогнув от грозного рыка:
— Господин барон Генрих Герхоун.
Томас ахнул, откинулся на спинку кресла, глаза выпучил в
великом удивлении.
— Это такой черный, высокий, нос горбатый, а на правой
шеке шрам, как будто звезда упала?
Она несколько раз кивнула, очень довольная, что может
подтвердить.
— Все точно, господин рыцарь. И еще один шрам,
поменьше, над бровью. Я не раз его видела вблизи, рассмотрела.
— Он, — сказал Томас обрадованно и в то же время в
задумчивости. — Точно он... Но почему?.. Ты иди, иди по своим делам. Олег,
ты что-то понимаешь?
— Ты о чем?
— Почему рыцарь стал монахом?
Олег пожал плечами.
— Говорят, когда черт стареет, в монахи идет.
Томас нахмурился, рука его цапнула кувшин с вином, медленно
и задумчиво налил полный кубок, но видно, что мысли порхают далеко от выпивки.
На гнусный выпад язычника отвечать не стал, задумался.
Олег медленно и с наслаждением пожирал хорошо приготовленное
мясо, затем налег на сыр, он здесь трех видов, свежий и хорошо пахнущий.
Явились мастеровые, сразу заказали вина, заняли столик у самой двери, что Олегу
не понравилось, при желании могут, слегка отодвинув лавку, вроде бы нечаянно
задевать всех, кто входит или выходит.
Вино им принесли в кувшинах, а из еды они заказали головку
сыра на всех. Томас тоже все слышал, скривился, но, когда принесли сыр,
уважительно покачал головой, мастеровые не прогадали: в головке не меньше
двадцати фунтов. Он слышал, как один из мастеровых с хохотом поинтересовался у
соседа:
— Ты расскажи, расскажи, как устраивался дворецким!
Тот отнекивался, здоровенный рыжий парень с простецким
лицом, но остальные нажали, он сказал нехотя:
— Да все было неплохо, меня даже приняла сама графиня,
а не метр... мерд... ну управляющий замком. Провели меня в гостиную, там
графиня сидит с подругой, языками чешут. Осмотрели меня, расспросили, не болею
ли чем. Я объяснил, что об меня можно бревна ломать. Потом графиня говорит:
покажи, дружок, руки. Я показал. Она осмотрела и говорит, руки хорошие,
сильные, а что мозоли, так все скроется под белыми перчатками. Потом говорит:
покажи икры. Я штанины задрал, она посмотрела — хорошо, говорит, вполне
подходит для норманнских коротких панталон. А потом говорит — теперь покажи
референции. И тут, похоже, я совершил ошибку...
После паузы раздался громовой хохот. Мастеровые гоготали
так, что из кухни высунулся испуганный хозяин, сперва посмотрел на Томаса, тот
заулыбался тоже, и хозяин исчез, успокоенный.
— Бывает, — согласился мастеровой, который завел
разговор. — У меня тоже было нечто похожее...
Он начал длинно и путано рассказывать, и снова у Олега
сложилось впечатление, что тот больше присматривается и прислушивается к
чему-то, а рассказывает заученно, потому что в разговор, как и в костер, нужно
вовремя подбрасывать дровишки.
Томас велел подать вина, хорошего вина, а не этой бурды, на
него начали коситься с враждебностью, как на всякого чужака, который говорит
слишком громко.
Однако разговор там продолжался, кто-то начал о битвах и
сражениях, заговорили о сражениях, Томас не слушал и, лишь когда увидел
внимание на лице язычника, повернул в их сторону голову.
— ... и тогда он покончил с собой, — заканчивал
рассказ мастеровой торжественно, — чтобы смыть пятно с имени и не пятнать
герб бесчестным поступком.
Все молчали, только один из них, постарше, перекрестился и
сказал задумчиво:
— Вроде бы все верно... но церковь запрещает убивать
себя. Это грех! Самоубийц даже не хоронят, как людей, а только за оградкой, как
ворье, злодеев, клятвопреступников и отцеубийц. А также сыноубийц.
Олег толкнул Томаса.
— А что скажет герой турнира? Ну почти герой.
Томас прорычал рассерженно:
— Грех или не грех самоубийство, не мое дело. Но это —
воинское преступление! Такое же, как дезертирство.
Разговоры затихли, на рыцаря посматривали с ожиданием, но
Томас молчал, мужчины не говорят много, и тогда старший мастеровой сказал
хитрым голосом:
— Что-то я такого не заметил в Библии... Или это вы,
благородный сэр, прочли в других трудах святых апостолов?
Томас покосился подозрительно, не пытаются ли его оскорбить,
предполагая, что он грамотный и даже читает всякие там книги, буркнул:
— А что непонятно? Господь дал человеку жизнь и велел
пройти до конца, выполнить свой долг, а потом отчитаться об исполнении. А кто
сам на себя наложит руки — тот дезертир, чего тут крутить?
Они переглянулись, Олег насторожился, что-то промелькнуло
между этими мастеровыми, что с каждым мгновением меньше похожи на мастеровых,
но тут же исчезло. Снова они пили и ели, говорили о пустяках, а Томас, допив
вино, со стуком опустил кубок на столешницу.
— Пойдем посмотрим комнату, — велел он
Олегу. — Думаю, этот хитрец попробует нам подсунуть какую-нибудь дрянь...
Глава 6
Комнату, которую предложил хозяин, Томас одобрил, однако
неожиданно забраковал Олег. К неудовольствию Томаса, выбрал поменьше, с
одним-единственным окошком, не такую светлую, а на вопль рыцаря хладнокровно
заметил, что им здесь не жить, завтра утром поедут дальше. Зато перед окном
закатное небо, а не раскидистый клен, с которого он может попасть стрелой в
горящую свечу в комнате, а если из арбалета, то и в сам фитиль.
Томас сказал с отвращением:
— До чего же это, должно быть, неприятная жизнь — всего
бояться!
— Зато живой, — ответил Олег автоматически, потом
задумался, посмотрел на Томаса со странным вопросом в глазах. — А что ты
хотел сказать?.. Впрочем, не надо, знаю, что скажешь.
— В самом деле знаешь?!
— В самом.
— Откуда?
— У тебя такое... лицо. Совсем не королевское. Хитрости
мало, скажем мягко. Я не сказал, что дурак, не сверкай глазами!.. Ты честен и
прост, как твой прекрасный боевой конь. И хитростей у тебя не больше, чем у него,
когда надувает пузо, чтобы подпругу не затянули туже... Но дело не в этом.
Город, как мне кажется, уже немножко отравлен.
Томас подскочил в тревоге.
— Ты чего? Все такие довольные!
— Под боком Адова Урочища? — напомнил Олег. —
Выходцы из ада уже поднялись на поверхность, а здесь рассуждают, какой король у
какого область оттяпает, кто у кого жену увел... Разве что не кровь отравлена,
а души... Ладно, это слишком сложное для тебя. Ложись, спи.
