— Я не трусливый, — сказал Олег, словно
оправдываясь. — Я... осторожный. Хотя, ладно, и трусливый малость.
Стараюсь избегать всяких неприятностей. И не всяких — тоже. Потому и
осторожничаю.
Глава 7
Не просыпаясь, Томас протянул руку, пальцы что-то нащупали в
воздухе, сжались. Олег уже одевался, хмыкнул, рыцарь и во сне все щупает свой
новый меч, не налюбуется.
— А меч-то сперли, — произнес он негромко.
Томас подхватился, словно подброшенный катапультой. Глаза
дикие, на лице ярость, судорожно огляделся.
— Что?.. Кто посме...
Он поперхнулся, меч в ножнах стоит у изголовья, ждет
хозяина, еще более яркий и блистающий, чем вчера при светильниках на бараньем
жире. Крестообразная рукоять украшена множеством рубинов, камнями войны, ножны
сдержанно блистают накладками из золота.
— Ты... чего?
— Да чтоб не будить долго, — объяснил Олег. —
А так ты рр-р-аз — и готов!
— Свинья, — сказал Томас. — У меня чуть
сердце не выскочило. Мог что-нибудь помягче. Ну, там город сгорел или сарацины
напали...
— А ты бы проснулся?
— Вряд ли, — признался Томас.
— Вот видишь!
Томас торопливо оделся, а когда шагнул к дверям, Олег сказал
негромко:
— И железо все надень. Да и меч захвати, больше сюда не
вернемся.
Томас удивился, но посмотрел на каменное лицо язычника,
вздохнул.
— Да, ты прав. Что-то мы разнежились. Все жрем да на
чистых простынях спим. Мужчина должен спать на голой земле, а есть запеченное
на костре.
— Рад, что ты все понял, — ответил Олег.
Томас с его помощью напепил доспехи, Олег скрепил ремнями
половинки панциря. Новенький меч, как влитой, покоился на перевязи. Томас даже
шлем не стал нести по обыкновению в руках, сразу на голову, а в руки взял
старый меч в ножнах и щит.
Пока спускались, Томас сунул старый меч в мешок, осторгаясь
новеньким оружием, даже не обратил внимания, что Олег против обыкновения не
выпускает из рук лука с натянутой тетивой, даже стрела покачивается пальцах,
готовая прыгнуть расщепом на тугую струну. И когда вывели коней, Олег все
посматривал по сторонам, на своего гуннского жеребца запрыгнул, не касаясь
седла, сразу же с высоты оглядел окрестности, лук в руках, стрела на тетиве,
взгляд безостановочно шарит по окнам, крышам, заборам, деревьям.
Томас наконец заметил, сказал одобрительно:
— Птичку подстрелить хочешь? Подожди, выедем за
ворота...
— Да, — согласился Олег, — за воротами как-то
проще. Городской стражи нет, народ под ногами не мельтешит...
— Вот-вот, — сказал Томас. — Ты только
выбирай потолще. Я люблю толстеньких.
— Все любим толстых, — отозвался Олег
безучастно, — хотя и брешем насчет худеньких и стройных. Что язычники, что
христиане.
Томас красиво и гордо ехал впереди, народ любовался его
статной фигурой и блестящими доспехами, кричали «ура», а одна девушка даже
бросила ему цветы, отчего воспламененный Томас сразу же приколол один себе на
плащ, а ошалевшая от счастья девушка едва не выпала из окна, стараясь
заинтересовать своим предельно низким вырезом на платье.
За воротами дорога пошла широкая и утоптанная, часто
встречаются подводы, то и дело гонят скот на продажу. Олег, наконец, убрал лук,
долго конские копыта звучали сухо и звонко, затем стук сменился мягким шагом.
Томас вскинул голову, огляделся.
— Ты чего свернул?
— Так прямее, — буркнул Олег.
Томас повертел головой.
— А мне говорили, что эта дорога ведет в направлении
Адова Урочища.
— Но не прямо, — уточнил Олег. — Мы просто
срезаем петлю.
Томас посмотрел по сторонам, везде одинаковая равнина,
кое-где невысокие зеленые холмы, отдельными стайками держатся деревья, отражая
совместный натиск степи, зверья, засухи и ветра.
— И как все помнишь. — сказал он с
недоверием. — Или, как птица, по солнцу находишь дорогу?
— Да такие места забыть не просто, — ответил Олег
задумчиво. — В древности... это значит — давным-давно, здесь отгремела
величайшая битва...
— В древности, — повторил Томас
саркастически, — это так давно, что уже подзабыл, из-за какой ерунды тогда
столкнул королей лбами?
Олег оставался серьезен, задумчив и как-то торжественно
светел.
— Тогда не было королей, — ответил он
мирно. — И никого я не подталкивал. По крайней мере сознательно. Я сам
тогда был... впрочем, неважно. Так вот после той величайшей из битв окрестные
ручьи от пролитой крови выходили из берегов, реки до самого моря текли
красными, а земля так пропиталась кровью, что в ней что-то изменилось. Родилось
великое Зло. И это Зло в земле и сейчас. Спит, но даже во сне от него плохо
всем, кто проходит наверху. И горе великое наступит, когда Зло проснется...
Томас взглянул с недоверием.
— Это ты всерьез?
— Да, а что?
— Да того лохматого в дупле ты вот так же дразнил...
Олег невесело усмехнулся.
— Смеемся, когда надо плакать. На самом деле все так и
есть. А смеемся над собой и другими потому, что все вновь и вновь. Так часто,
что уже и говорим о нем одними и теми же словами. За шанс вырваться из этого
заколдованного круга что только не отдашь!
Томас зябко передернул плечами.
— То-то мне как-то не по себе, — признался
он. — Это все от Зла, которое мы топчем?
Олег кивнул.
— Да, конечно. Все от Зла, но сейчас мы просто устали,
проголодались, надышались ядовитого смрада в городе... когда же они перестанут
выливать нечистоты из окон прямо на улицу? Вон у римлян даже водопровод был...
а еще за нами следят из дальнего леса, ближних кустов и даже с неба... Вот и не
по себе.
Он сказал так буднично, что Томас не сразу сообразил,
подскочил в седле, начал судорожно оглядываться.
— Правда? То-то у меня мурашки по телу! Или врешь? Ты
ведь язычник, тебе соврать — что своим богам жертву принести!
— Следят-следят, — заверил Олег. — Потому мы
и едем вот так, от деревьев и кустов подальше, чтоб ничего в нас не бросили...
А ты в самом деле ничего не замечал? Ну и ну... наверное, о Высоком мыслишь?
Томас продолжал оглядываться. Теперь, после слов калики, в
самом деле начал замечать то шевеление, то блеснувший лучик от доспехов, то
доносился запах скверного вина. И чем больше смотрел, тем больше замечал,
наконец, весь лес начал казаться затаившимися недругами, как и кусты, а вся
высокая трава выглядит ощетинившейся острыми пиками, где залегли просто тысячи
всяких разных любителей легкой наживы.
