Он умолк на полуслове, насторожился. Донесся далекий женский
крик, полный страха и безнадежного отчаяния. Томас тут же повернул и пришпорил
коня, затрещали кусты. Олег успел увидеть только, как заколыхались ветви, да
еще вздрогнула вершинка березки, указывая направление, где промчался рыцарь.
— Да чтоб тебе, — проворчал он.
Конь ломанулся следом с такой же поспешностью, замелькали
деревья. Через минуту он вылетел, пригнувшись к конской шее и закрывая лицо от
проносящихся веток, на поляну, даже не на поляну, а на берег небольшого лесного
озера. Обнаженная девушка стояла по пояс в воде, обеими руками стыдливо
закрывала грудь, а на берегу трое мужчин отбивались от Томаса топорами и
пиками.
Олег остановился, стараясь одним взглядом охватить всю
картину. Похоже, что девушка купалась в озере, а эти трое лоботрясов то ли
подсматривали, то ли вышли к краю воды и начали хохотать, наслаждаясь
беспомощностью жертвы, а девушка ударилась в слезы и подняла крик, вообще-то
безнадежный, но на редкую случайность как раз поблизости едут двое настоящих
мужчин...
Один из нападающих крикнул, все разом повернулись и ринулись
в кусты. Томас хотел ринуться за ними, но там лесной завал, разбойники
проскользнули между упавшими крест-накрест деревьями, исчезли, а он с
проклятием повернул коня, снова посмотрел на женщину и, захватив плащ, соскочил
с коня.
— Милая леди, — произнес он церемонно, —
выходите без всякого стыда и смущения. Вы имеете дело с рыцарем, Пресвятая Дева
свидетель, что я никогда не обижу ни одну невинную девицу.
Девушка дрожала и всячески прятала груди, но то одна, то
другая выглядывала из-под локтей, сверкая ярко-красными сосками, а девушка
смотрела испуганными глазами на Томаса. Длинные мокрые волосы струились по
спине, фигура дивно хороша, Томас невольно засмотрелся, но стряхнул с себя
наваждение и потряс плащом.
— Выходите же! Я бы сам к вам, но вода в доспехи —
такая хрень! Придется раздеваться, извините за выражение, до самого... я имею в
виду совсем, понимаете?
Девушка сказала плачущим голоском:
— А вы меня не обидите?
— Да нет же, — ответил Томас. — Хотите,
перекрещусь?
— Нет-нет, — ответила она поспешно, — не
нужно, уже иду. Я вам верю, прекрасный рыцарь.
Томас задержал дыхание, стараясь не меняться в лице, девушка
медленно выходила, из озера, вода опускается, открывая ее нежное
безукоризненное тело, еще юное девичье, но уже спелое, созревшее для ласк и
материнства. Показались бедра, треугольный мысок темных волос в низу живота,
полные ноги...
Она остановилась, не дойдя до рыцаря всего на пару шагов,
так что щиколотки оставались в воде, в глазах снова появился испуг. Томас не
удержался и шагнул в воду, красивым жестом набросил ей на плечи плащ, дружески
обнял и сказал ласково:
— Вы можете считать меня своим братом, леди.
— Спасибо, — прошептала она. — Но я все равно
вас боюсь...
— Меня? — удивился он. — Впрочем, я вас
понимаю, я весь в железе! Но поверьте, там внутри я исполнен учтивости и
галантности. Ох, вас уже ноги не держат! Позвольте, я со всей учтивостью и
целомудренностью возьму вас на руки... Как брат, как христианин, как брат по
вере...
Он наклонился и попытался взять ее на руки. Олег не видел,
как напряглись под стальной скорлупой мышцы, но лицо побагровело, Томас даже
задержал дыхание, а двигался он так, будто пытался выдернуть из земли деревцо.
Женщина обняла его за шею, прильнула, Олег услышал сдавленный вскрик Томаса.
В воздухе просвистели три стрелы, лишь тогда Томас услышал
щелчок тетивы. Его шатало, он кое-как отступил на шаг, волоча на себе то, что
минуту тому было обнаженной женщиной. Она уже превращалась в нечто похожее на
грязный студень, медленно стекала по доспехам густой вязкой слизью и отступала
в озеро, где втягивалась в огромное тело, выпустившее наверх отросток.
Олег выждал, повесил на спину лук. Зеленые глаза потемнели,
а когда Томас выбрался на сушу, сказал нетерпеливо:
— В седло сам поднимешься?
— Да, — прошептал Томас. — Не надейся, что
подсадишь меня пинком в зад.
— Ничего, — заверил Олег, — еще случай будет.
— Спасибо, — сказал Томас раздавленно. — Ты
умеешь успокаивать... язычник.
— Тогда поехали, — безжалостно сказал Олег, —
бабоспасатель хренов.
Глава 8
Лес, словно черная грозовая туча, темнеет впереди,
перегораживая зеленую, залитую солнцем долину. Издали видно, что дорога пугливо
свернула и пошла в обход, пошла по солнцепеку, страшась приблизиться к темным
деревьям, от которых даже сюда веет опасностью, тьмой, злом. Олег бросил взгляд
на Томаса.
— Справа объедем или слева? Как правильнее
по-христиански?
— А как ближе? — спросил Томас.
— Примерно однаково.
Томас грозно вперил взгляд нещадно голубых глаз в темный
лес.
— Эта наша страна, — произнес он
высокомерно. — И никакие темные силы не заставят нас поступать по-своему.
Они хотят, чтобы мы свернули? Ну так вот...
Он покосился на Олега, проглотил какое-то странное слово,
видимо, очень редкое, рука его поднялась в привычном жесте и с металлическим
стуком опустила забрало. Копье в правой руке наклонилось, угрожая острым концом
всякому, кто посмеет встать на пути, щит занял место на локте левой руки.
— Хороший ответ, — согласился Олег. — Только
позволь, я поеду первым.
— Нет, — отрезал Томас. — Я — рыцарь. Я
должен защищать простой народ.
— Хорошо, — покорно ответил простой народ, —
поехали.
Копыта стучали сухо и четко, но в десяти шагах от деревьев
земля начала прогибаться, словно покрытая толстым ковром. Томас опустил взгляд
и понял, что под слоем листьев в самом деле слой мха толщиной в королевскую
перину. Конь под ним осторожно приблизился к деревьям, толстым и в болезненных
наплывах, в дуплах, с исковерканными ветвями, попытался заглянуть в глубь леса,
но там темно, над лесом не солнце сияет, а глухая беззвездная ночь.
Он перевел дыхание, за ним едет простой человек из народа, которого
он по рыцарской клятве обязан защищать, сразу после верности церкви и королю, и
Томас, собравшись с духом, сказал ясно и четко:
— Есть такое слово «надо»...
Он пустил коня между деревьями, страшный непонятный холод
охватил тело, плечи передернулись, зубы сами по себе застучали. Справа и слева
поплыли деревья, покрытые толстым слоем темного, даже черного мха, похожего на
клочья вечной ночи. Изломанные болезнями крючковатые ветви угрожающе
растопырили голые сучья, черные и острые, как оленьи рога. Он не мог припомнить
таких пород, деревья разные, однако листья на каждом висят неподвижно, словно
свинцовые, ни один не шелохнется. Почти все — черные, покрытые словно бы лаком,
блестят, но, похоже, это просто слизь, покрывшая гниющее дерево...
