Деревья медленно двигаются с каждым шагом справа и слева,
под ногами все утолщается слой опавших листьев, копыта мягко прогибают черную
массу. Громко и отвратительно чавкает, выбрызгивается мутная струйка зловонной
жидкости. Одно дерево протянуло ветвь, загораживая дорогу. Не пригибаясь, Томас
взмахнул мечом. Лезвие легко прошло через полусгнившую плеть, из обрубка
потекла черная жидкость. Дерево издало стон, вздрогнуло, закачалось. Стон стал
громче, соседнее дерево ответило гулким эхом. Томас заторопил коня от жуткого
места, а за спиной уже разрастались и ширились стоны десятка деревьев.
— Что за лес, — пробормотал он. — Как Господь
только и терпит эти козни своего Врага...
— Только своего? — послышалось из-за спины.
— И нашего, — ответил Томас с достоинством.
— Ах да, вы же с Господом в одном боевом отряде.
Томас подумал, ответил с чувством:
— Вот иногда и ты, хоть и язычник, что-то да понимаешь!
Хорошо сказал. Мы с Господом в одной боевой группе — замечательно! И хотя
Господь незрим, но я чувствую Его присутствие душой, сердцем и всеми
прилегающими печенками. И это добавляет энтузиазма. А также и веры в нашу
скорую победу и скоростную постройку Града Божьего.
— Это да — согласился Олег. — Главное, постройку
Града Божьего. В следующем году, как думаешь, построите?
Томас ощутил подвох, но в чем, не понял, потому выпрямился и
заставил осторожничающего коня ступать быстрее, чтобы оставить ехиду позади с
его дремучим невежеством.
Огромные деревья, толстые, как сорокаведерные бочки, стоят
неестественно близко одно к другому, как им соков хватает из-под земли,
непонятно, разве что корни опустили глубоко вниз к подземным рекам с мертвой
водой. Тропки нет даже звериной, потому из-за объемных стволов, окруженных
вылезшими корнями, двигаться приходится зигзагами. Томас хоть и двигался гордо
впереди, но втихую молился Пресвятой Деве, чтобы калика не потерял направление
и сразу поправил, если Томас как более цивилизованный человек начнет уходить в
сторону. Дикие люди ближе к зверям, которые никогда не заблудятся, а христианизированный
человек должен молча довериться, когда необходимо, — коню, собаке, женщине
или простолюдину.
Ветви почему-то голые, но эта голость целиком закрыта
толстым слоем мха или плесени, что свисает почти до земли. Иногда коричневые
ковры плесени пополам с паутиной закрывают проход целиком. Томас, отчаянно
ругаясь, разрывал руками эти занавеси, весь покрылся серо-коричневой трухой.
Конь тоже стал похож на гигантского бурого медведя. Копье постоянно застревало
в извилистом проходе, Олег наконец не вытерпел:
— Да брось ты эту бесполезную палку!
Томас прорычал из-под опущенного забрала:
— Это копье, если ты все еще не понял.
— Какая от него польза? А мороки много.
— Рыцарь без копья, — ответил Томас глухо, —
уже не рыцарь.
Олег некоторое время ехал молча, наконец сказал с
пониманием:
— Понятно, атрибут. Ну как у волхва — посох или жезл, у
менестреля — дудка, у короля — скипетр и держава, у шлюхи — красное платье.
Томас поморщился, но впереди снова этот чудовищный занавес
из мха, лишайника, паутины и слипшихся чешуек коры, он пустил коня вперед и
вцепился обеими руками в колышущуюся стену. Все время ожидал, что калика
посоветует рвать копьем, чтобы не осыпало дрянью, или хотя бы рубить мечом, но
тот проявил странную для язычника тактичность и не стал позорить благородное
оружие. Впрочем, возможно, мыслями вообще далеко отсюда, кто их, дикарей,
поймет.
Надо бы переспросить, как же они страусов ловят, а то слышал
только намеки...
Иногда калика без всякой причины сворачивал, завидев длинный
овраг или заросшую лесом балку, но ехал не от, а к ним, кони охотно опускались
в низины, там прохладнее, много зелени, звенят ручьи. Томас с облегчением
снимал шлем, подставляя свежему ветерку раскрасневшееся от жары лицо.
Он предложил ехать ночами, калика без возражений принял.
Впрочем, ночи чересчур короткие, передвигались и днем, разве что в полдень
давали коням отдых на несколько часов, сами спали по очереди. Томас научился
посматривать на небо, слуги Сатаны могут летать в облике хищных птиц, а также
летучих мышей. Правда, в такую жару вряд ли полетят, а если и полетят, то нужно
будить калику: пусть сшибает стрелами — простые мыши днем не летают. Правда,
они и ночью не летают, а которые летают — все слуги Сатаны.
Ночевать в крестьянских домах Томас не предлагал, в
последнее время Олег вообще останавливался под открытым небом. Хотя не совсем
открытым: Олег предпочитал располагаться под ветвями старого раскидистого дуба.
Если не дуба, то вяза или бука. На худой конец — клена. Главное же, чтобы
дерево ветвями защищало и от возможного дождя, и от пролетающих птиц, что могут
оказаться не совсем птицами.
— И чтобы никто не подобрался из-за кустов, —
сказал Томас, гордясь проницательностью, — или других деревьев?
— Заметил? — спросил Олег.
— Еще бы, — сказал Томас с двойственным чувством. —
Обычно ты уходишь за дичью за ближайшие кусты. Как будто она тебя там ждет! А в
последние разы ты уходил надолго.
Олег ответил со странной интонацией:
— А предположить, что дичь кто-то распугал?
— Всегда можешь подманить, — возразил
Томас. — Я тебя знаю, шагу лишнего не сделаешь! Но ты уходил надолго,
принес жалкого зайца, а стрел у тебя убавилось почти наполовину.
— Почему жалкого? — возразил Олег. — Заяц
молодой и толстый. Но бегал быстро, вот и... много стрел потратил.
Томас покачал головой, отшельник все равно не признается,
что продолжает оберегать их малый отряд, щадит его рыцарское самолюбие, так что
лучше побыстрее отдохнуть и двинуться к Адову Урочищу, оно должно быть близко.
Сегодня проехали целый день, не встретив ни человека. Томас
начал расспрашивать, в самом ли деле здесь при владычестве римлян было
многолюдье, Олег угрюмо отмалчивался, но Томас видел по темнеющим зеленым
глазам, что волхв все еще видит призрачные деревни, села, знаменитые римские
дороги, бесконечные купеческие караваны, стада коров и овец, которые покрывают
окрестные поля и луга.
Долина в самом деле ровная и зеленая, места хоть для пашен,
хоть для пастбищ, но только однажды увидели признаки жилья, да и то — остатки
каменных печей на месте сожженного или разрушенного села.
— Похоже, приближаемся, — проговорил Томас.
Пояснил: — Если не дело рук прихвостней Врага, то чьих?
Олег усмехнулся, смолчал, Томасу стало неловко, понятно же,
что скорее дело рук пошалившего соседа. Сеньоры нередко так проверяют друг
друга, а чернь — что, это всего лишь жалкие простолюдины, их разорить — то же
самое, что ради забавы развалить лесной муравейник. Ничего, отстроят заново, им
не впервой.
