— А вообще-то... — проговорил он задумчиво.
Томас начал вслушиваться, но калика снова впал в глубокую
задумчивость. Томас сказал раздраженно:
— Ну крякай дальше, что у тебя, язык в узел затянуло?
Олег встрепенулся, глаза уставились в Томаса с таким
удивлением, словно увидел рыцаря впервые.
— О чем это я?.. Ах да, о женщинах в войнах. Знаешь ли,
христианство как-то уравняло всех сперва перед глазами Господа, а потом
начинает равнять и вообще... Будь везде язычество, место женщины оставалось бы
между коровой и собакой, а так она тоже вроде человек, с ней даже умные
разговоры ведут... Начинают доверять те дела, на какие раньше только мужчины
имели право, так что не за горами время, когда женщины будут надевать доспехи и
садиться на коней. Ну, такие копья им не удержать, зато могут рубить
сарацинскими саблями, стрелять из луков, арбалетов...
Томас весело и беспечно расхохотался. Глядя на него,
рассмеялся и Олег. Конечно, пока существуют такие рыцари, что ради своих женщин
пройдут ад и рай, те всегда будут за их надежными широкими спинами, сами
воевать не станут.
Городские ворота приблизились, на лавочке у караульной
будочки сидят, не выпуская из рук оружия, трое могучего вида латников. А у
самых ворот на отесанном камне стоит молодой священник и благословляет входящих
и въезжающих. Чуть выше на деревянном помосте несколько арбалетчиков держат под
прицелом всех, кто появляется из-под арки каменных врат.
Томас с беспокойством оглянулся на Олега, но язычник
равнодушно принял благословение, безропотно дал себя перекрестить и даже не
закричал жутким голосом, коснувшись серебра и связки чесночных головок, чего
Томас вдруг начал опасаться. Олег очень мирно поинтересовался у священника:
— Остерегаетесь, святой отец?
— Да, — ответил священник из-под надвинутого на
глаз капюшона.
— Чего-то определенного?
— Тьма подняла голову, сын мой, — ответил
священник так же кротко. — Уже не раз в город пыталась проникнуть всякая
нечисть.
Олег кивнул, ничуть не задетый, что молокосос называет его
«сыном», поинтересовался:
— И как?
— Молитва творит чудеса, — ответил священник. Он
указал на арбалетчиков. — Особенно когда подкреплена делами.
— Вера без дел мертва, — согласился Олег.
Священник еще раз перекрестил его, Олег проехал впереди
Томаса, тот перевел дыхание, торопливо догнал Олега, но по узкой улочке все
равно пришлось ехать гуськом. Томас откинулся в седле и всячески изображал на
лице, что послал впереди себя слугу, чтобы тот чистил дорогу, разгонял нищих и
выискивал приличную гостиницу для лорда.
Олег поглядывал с интересом на горожан, народ вроде не
бедствует, одеты добротно, хотя всяк по своему сословию, изнуренных от голода
не видать, зато толстомордых больше, чем хотелось бы видеть. Дикого камня на
дома и стены города не хватило, остальное восполнили обожженным кирпичом, самые
старые дома издали выделяются серым цветом благородного камня, остальные же с
достоинством подставляют взорам ровные красные стены. Центральные улицы
вымощены камнями, а окраинные хорошо протоптаны, нечистот из окон на улицы
никто не льет, везде предусмотрены на задах отхожие места.
Рынок, понятно, на центральной площади, а на соседних
улочках звенят трубы музыкантов, пляшут жонглеры, прыгают акробаты. Только
здесь, в центральной части, можно увидеть богато украшенные повозки,
благополучных, сытых и довольных горожан. Олег проследил за взглядом Томаса,
тот неотрывно смотрел на гордый замок на холме.
— И чего тебе там делать? — спросил он
недовольно. — Прекрасно переночуем и в гостинице.
Томас с самым непреклонным видом покачал головой.
— Сэр калика, ты не понимаешь...
— Чего?
— Положение обязывает.
Олег сказал раздраженно:
— Не понимаю, как оно может обязывать? Вон на углу
прекрасная гостиница, отоспимся, поедим и утром дальше. А что у лорда? До утра
будешь пьянствовать, так принято, а потом еле на коня взберешься?
— Меня сам дьявол не перепьет, — возразил
Томас. — Олег, не спорь. Не пристало человеку благородного сословия
останавливаться в гостинице, когда рядом ворота замка. Это как-то неучтиво в
отношении любезного хозяина.
— Любезного? — переспросил Олег.
Томас насторожился.
— Что, знаешь о нем иное?
— Как раз ничего не знаю, — буркнул Олег.
— Значит, любезный, — подчеркнул с нажимом
Томас. — Любого человека следует рассматривать как любезного, понял,
невежа?.. И только тогда, когда докажет, что отнюдь не любезен, можно бить по
голове.
— Это тебе не в лесу, — протянул Олег. — В
чужом замке если вдаришь, то тебя самого так вдарят...
— Это так говорится, — огрызнулся Томас. —
Невежа, не понимаешь тонкости благородной речи. Это аллегория, понял? Или не
аллегория, но это не важно, все равно не поймешь, страусолов.
С ворот замка их спросили, кто и по какому делу, спросили
по-французски. Томас ответил также на французском, что благородный сэр Томас
едет мимо, направляясь к своим владениям, но не решился проехать мимо, не
засвидетельствовав почтение собрату по благородному сословию.
Пока они объяснялись, Олег хмуро рассматривал хорошо одетых
воинов на стене. Норманны, завоевав Англию, принесли и свой язык, французский.
Но на нем говорят только завоеватели, которых намного меньше, чем покоренного
населения. Зато французский язык — язык знати, звучит в самых важных местах: в
королевском совете, в судах, даже в школах, на нем разговаривают между собой
рыцари.
Зато слуги и челядь гутарят на английском, монахи — на
латыни, что за страна, где трехъязычие — норма? На латыни пишутся серьезные
труды и хроники, на французском — рыцарская поэзия и баллады, на английском —
песни и стихи. Во что это выльется, понятно: получится такая смесь, что только
местные к ней привыкнут по рождению, а все другие народы будут дивиться языку,
где одно слово и понятие противоречит другому.
Томас поглядывал на Олега искоса, мудрый волхв снова впал в
великую задумчивость, но на воротах завозились, зазвенело железо, Томас снова
весь превратился в слух. Высокий мужчина в доспехах крикнул успокаивающе:
— Герцог Гере, двоюродный брат благородного короля
Гаконда, сам почтит встречей благородного рыцаря Томаса Мальтона из Гисленда,
славного победами над противниками!
Томас приосанился, Олег посмотрел удивленно, а потом и вовсе
настороженно. После короткого ожидания скрипнула массивная решетка ворот и,
влекомая могучим воротом, поползла вверх. Под арку из замка выехали блестящие
всадники, огромный мост опустился с напугавшей Томаса легкостью, что же там за
механизмы, всадники тут же пустили коней вперед, огромные копья поднялись и
уставились в небо, как исполинская щетина стального чудовища. Мост позволил
ехать по шестеро в ряд, что встревожило Томаса еще больше. Кто строит такой
мост, тот не опасается, что на него ступит нога противника.
