— Вон та дверь — спальня. А вон там ванная и, простите,
отхожее место.
— Ни... чего себе, — сказал Томас обалдело. —
А это что?
Слуга виновато развел руками.
— Гостиная, а также здесь можете принять гостей.
Конечно, нехорошо совмещать прихожую с гостиной, однако в южном крыле
наконец-то начали большой ремонт...
Томас наконец-то совладал с собой и сказал с небрежной
снисходительностью:
— Ну, если ремонт... тогда все объяснимо. Ничего, я не
слишком привередливый. В походе приходилось бывать в местах и победнее.
Слуга удалился, часто кланяясь, Томас ошалело осматривал
стены, отделанные дорогими сортами дерева, здесь тоже картины в дорогих рамах,
это единственное, что он оценивал, а картины так не очень, ну не знаток в этом
холстомарании, одна мозаика из драгоценных камней на полстены, две статуи в
полный рост, но не рыцарские, а мраморные женщины в скрывающих фигуры одеждах,
гобелены с изображением любовных сцен, фигуры вышиты золотыми нитями.
Олег окинул помещение коротким взором, а затем с
любопытством смотрел на Томаса.
— Раскаяться никогда не поздно, — сказал он одобрительно, —
а согрешить можно и опоздать.
Томас вздрогнул, приходя в себя. Посмотрел с подозрением в
глазах.
— Это ты к чему?
— Да так, — с неопределенностью в голосе ответил
Олег, — почему-то вспоминаются христианские премудрости.
— Это не христианские, — возразил Томас
сварливо, — это антихристианские!
С той стороны окна донесся металлический удар. Томас подошел
с заинтересованностью, высунулся, Олег прошелся по комнате, осматриваясь,
особенно внимательно осмотрел гобелены, некоторые тщательно ощупал, словно
проверял сорт ткани. Зад Томаса все торчал из окна, иногда подергивался в ответ
на жестикуляцию рыцаря.
Олег буркнул:
— А обед-то скоро. Пойдешь грязным и в доспехах?
Молодец, настоящий мужчина.
Томас со вздохом, почти на цыпочках и очень осторожно перешел
к ближайшей двери, она отворилась без скрипа. Спальная комната, где под стенами
различные шкафчики, два огромных зеркала во весь рост и роскошнейшее ложе, куда
можно тащить дюжину этих красоток, от такой роскоши не откажутся.
Приоткрывая вторую дверь, услышал шум льющейся воды, в лицо
пахнуло паром. Горячая вода толстой струйкой наполняет объемистую ванну, он
опасливо попробовал пальцем, в самый раз, кто-то очень точно подбрасывает
дровишки под котел, где греется вода. Жаль, не предусмотрен второй кран, для
холодной. При случае брякну этому герцогу, а то слишком уж бахвалится. У
сарацинов, мол, даже не у самых знатных, есть и горячая, и холодная. Бывает
даже и чистая.
Третья дверь, о которой слуга не упомянул, вывела на
просторный балкон. Он вышел и замер, оглушенный бездной, что простерлась сразу
за каменной оградкой. Замок на горе, понятно, но не думал, что с этой стороны
настоящее ущелье, на дне темный туман, куда не достигают солнечные лучи и где,
как подсказал внутренний голос, совсем другой мир, другая жизнь...
На балконе живые цветы в горшках, с потолка ровный свет,
будто светится сам камень. Он потрогал один бутон, лепестки сразу зашевелились.
Томас отпрянул, а бутон распустился в роскошную розу, дивный аромат коснулся
ноздрей, в самом деле приятно, хотя раньше Томас признавал только аромат хорошо
прожаренного мяса, птицы, ну еще и рыбы, если рыба крупная или ее много.
— Ладно, — сказал он громко, чувствуя прилив
уверенности от звуков своего сильного воинского голоса, — сперва отмоемся.
Хотя от настоящего мужчины должно вонять дерьмом и потом, а все чистюли — народ
подозрительный. Сегодня он моется каждый день, а завтра королю изменит... но,
как говорил мудрый калика, в чужой монастырь со своими бабами не ходят... или
ходят на цыпочках, не помню.
Олег прошел к окну и, высунув голову, начал изучать задний
двор, огромный, настолько огромный, что мишени для стрелков, чурбаны для
пикейщиков и поворачивающееся чучело со щитом, на котором отрабатывают удары
копьем, — в одном углу, а большая часть двора отдана под настоящую
площадку для поединков конных рыцарей. Там установили даже разделительный
барьер, добротный, выкрашенный красной краской с белыми полосками.
Несколько рыцарей собрались в одном углу и осматривают,
насколько плотно прилажены доспехи молодого воина, очень тоненького и
невысокого роста. Все понятно, это воспитанник, присланный откуда-то издалека:
сами родители страшатся избаловать дитятю, потому отдают на воспитание подальше
от дома. Желательно, человеку опытному в ратном деле, умному, умеющему вести
себя при дворе и научить молодых.
Герцог Рихард Гере, как нетрудно понять, пользуется большим
уважением в рыцарской среде, иначе кто присылал бы ему своих детей в таком
количестве на воспитание. А здесь только на заднем дворе упражняется в искусстве
управления конем девять человек, а есть наверняка и те, кто сейчас старательно
изучает хорошие манеры и правила поведения за столом.
Конечно, герцог давно уже сам не обучает юношей, при замке
целый отряд знатных рыцарей, что отличились в сражениях. Они как раз и учат
мальчиков всем премудростям воинской жизни. Наверняка в свое время герцог всем
им купил хороших коней, доспехи, снарядил хорошим оружием, в таком случае
рыцари остаются верными даже без всякого оммажа.
Пока Томас осваивается в ванной, Олег осматривал придирчиво
и с интересом рыцарей, схватывая цепкими взглядами и щиты с давно забытыми
эмблемами, и шлемы прекрасной выделки, но с короткими толстыми рогами по бокам,
даже не рогами, даже шишками, будто рожки только-только пробиваются, но все же
теперь это как-то странновато...
Да что там странновато, смутное беспокойство начинает грызть
внутренности. Не должны быть эти рога на шлемах... такой выделки, это
противоестественно. И очень опасно, как подсказывает суетливый внутренний
голос, хотя пока еще не понятно, чем именно, но ощущение настолько отчетливое,
словно кто-то приложил к оголенной спине холодное лезвие острейшего ножа.
Он снова выглянул в окно, там конский топот, ржание, гневные
голоса. Успел увидеть сшибку двух конных, в воздух с треском взвились белые
щепки. Один рыцарь пронесся вдоль барьера, покачиваясь и с трудом удерживая
копье, второй от удара завалился на спину, пробовал удержаться, но испуганный
конь мчится слишком быстро, и рыцарь все сильнее заваливался на спину, наконец,
пытаясь удержаться, выронил из руки тяжелое копье, в седле усидел, однако рев
зрителей, где разочарованный, где восторженный, показал, кто проиграл схватку.
Победитель сразился еще с одним, у того ремешки шлема
лопнули, а само металлическое ведро от страшного удара слетело с головы.
Наблюдатели ахнули, когда его подбросило ввысь и, казалось, понесло, как
сорванный листок, в сторону вопящих и прыгающих от восторга людей.
— Сэр Терсегаль — победитель! — донесся вопль.
