— Сэр Терсегаль — сильнейший!
— Кто рискнет еще?
Сквозь крики прорезался трезвый голос:
— Заканчиваем, заканчиваем! Сегодня никто не выстоит
против сэра Терсегаля!
— А завтра? — послышался задорный голос.
— Если на то будет милость богов, — ответил тот же
холодный голос.
Олег посмотрел, как всаднику помогают слезть с коня,
тяжелого и огромного в броне, как носорог, шлем он снял сам, открыв крупное
широкое лицо с расплюснутым носом и широкими ноздрями.
Милость богов, повторил про себя Олег, и стало еще неуютнее,
словно с тем же ножом у лопаток подвели к краю пропасти. Не милость Божья, а
милость богов. Этого не может быть, это простая оговорка. Хотя очень уж
странная...
Томас, оставленный наедине с собой, разделся, сложил одежду
не на удаленную мраморную полку, а прямо возле ванны, чтобы в любой момент
цапнуть хотя бы меч, перенес одну ногу через край. Горячая вода обожгла,
постоял чуть, привыкая, медленно опустил задницу. Вода забурлила пузырьками,
все тело охватило чувство легкости, усталость начала испаряться из тела с каждым
мгновением.
В комнате зазвучали тяжелые шаги, в дверях появился Олег.
Поморщился от обилия пара.
— Высоко, — сообщил он.
— Это я заметил, — саркастически ответил
Томас. — Потрешь спину?
— Обойдешься, — хладнокровно ответил Олег. —
Здесь, как я понимаю, любая охотно придет и потрет.
— Это мне и не нравится, — признался Томас. —
Я, конечно, человек с грешными мыслями, но все-таки не сразу же так... я ж
только женился, у меня жена молодая, еще вовсе не корова, которой станет, я ее
люблю и храню верность... а если какая вертихвостка придет мне мыть спину, то я
воспылаю греховными побуждениями.
Олег фыркнул:
— Лучший способ преодолеть искушение — поддаться.
Томас покачал головой.
— Вот на том вы, язычники, и горите. Если не поддаться,
а преодолеть искушение, то в душе образуется некая... мощь, что ли! Гордая
мощь, как будто хоть малость, но приближаешься к Богу. Ну пусть не к самому
Господу, то хотя бы к его ангелам. И таким себя чувствуешь сильным и чистым,
что горы сворачивать...
— Как знаешь, — ответил Олег и зевнул. — Вот
ролько здесь странности некоторые.
Томас, хоть и нежился в ванной, насторожился, спросил остро:
— Какие?
— Некоторые, — повторил Олег.
Томас сказал раздраженно:
— Нет уж, взял кота за... хвост, так уж дергай.
— А я что делаю?
— Гладишь. Или нюхаешь, тебе виднее.
Олег сказал с сомнением в голосе:
— Здесь все изысканно и красиво, как должно быть у
очень знатных и просвещенных господ. Однако на фронтоне знак Тора, а когда мы
шли по коридору, я обратил свое простое и простолюдинное внимание на эмблемы
Локи. Ты, конечно, тоже все заметил, но промолчал в своей рыцарской
невозмутимости, верно?
Томас сказал с еще большим раздражением:
— Сам знаешь, что не заметил. Как будто знаю, что это
за знаки! И кто такие вообще эти Тор и Локи!
Олег кивнул.
— Не знаешь, вот и хорошо. Наши любезные хозяева тем
более не должны знать, но... знаки свежие. Я могу отличить: выбиты пятьсот лет
тому или месяц назад. Да и ты смог бы, если бы на всех баб не оглядывался.
Томас стерпел колкость, возникшая было тревога медленно
испарялась вместе с усталостью из тела. Вообще-то старый ворон зря не каркнет,
но все-таки тревоги у калики не очень серьезные: знак Тора, эмблемы Локи...
Ерунда какая-то.
Олег поглядел на разнеженного рыцаря с состраданием,
отклеился от дверного проема, исчез, а спустя пару долгих минут постучали,
послышался голос Олега, вошел кто-то третий, Томас насторожился, но это
оказался всего лишь слуга. Вытянутый, одетый в непомерно пышное одеяние, с
непроницаемым лицом сообщил деревянно, что в обеденном зале уже собирается
народ, скоро начнут подавать на стол.
— Это хорошо, — ответил Томас. Слуга чего-то ждал,
и он добавил неуклюже: — В смысле хорошо, когда едят.
— Вас ждут, — напомнил он.
— Ах, вот ты о чем, — сказал Томас. — Так бы
и сказал, а то все намеками, намеками. Сейчас оденусь, а ты покажешь дорогу.
Разрешаю.
Ему показалось, что слуга нахмурился, здесь даже они считают
себя существами более высокого ранга, чем живущие внизу в долине существа, тоже
почему-то именуемые людьми.
Олег пошел за ними, Томас лопатками чувствовал его ехидную
ухмылочку. Снова миновали два-три зала, богато и со вкусом одетые люди с
любопытством рассматривали обоих. Томас шел надменный и суровый, глядя только
перед собой, будто держит взглядом спину убегающего врага, ведь он воин, а кто
не понимает, да пошли они в задницу, ему все можно, он первым поднялся на башню
Давида, а не королю шлейф заносил на поворотах.
Двери перед ними распахнулись, в лицо ударил яркий свет,
огромный зал освещен так, словно обедать приготовлено на сцене. Длинные столы,
покрытые празднично красными скатертями, стосвечовая люстра под потолком и
вдоль стола высокие подсвечники с длинными тонкими свечами, источающими
прекрасные ароматы, Томас изо всех сил старался не выказать удивления: такую
роскошь не встречал даже в королевских дворцах, разве что на Востоке, но там
сарацинские шейхи богатства и роскошь получают по наследству...
Олег как человек ученый и тоже гость, хоть и рангом пониже,
осматривался с тем любопытством, что характерно для человека именно ученого,
который вовсе не обязан скрывать свои чувства. Стены зала отделаны и украшены
золотом, но, на его взгляд, с этим малость переборщили, надо бы и меру знать, а
то уже не родовитые аристократы, а купцы, что стараются пыль в глаза пустить
толстыми золотыми цепями и кольцами на всех пальцах. Хотя бы серебром
разбавили, вот там у окон и вдоль стены по кромке было бы очень уместно...
Странно, изделий из серебра совсем не видно. Как и отделки...
Глава 12
Звонкие звуки труб возвестили о начале пира. Томас вошел под
выкрики мажордома, он перечислял его титулы, а также всех, кого он победил при
дворе короля Гаконда, словно продавал породистую корову на торгу. Томас слушал
с приклеенной улыбкой, он втайне надеялся, что здесь каким-то образом узнали о
его подвигах в Святой Земле, потом вспомнил калику, как тот говорил, что их
подвиги никому не нужны, все торгаши и подлые люди, обязательно наврут, что в
крестовые походы ходили ради грабежа, и сердце облилось кровью, неужели все так
и будет? И подвиги рыцарей Храма будут забыты?
Он перехватил внимательный взгляд калики, он в сторонке, его
наверняка отведут за другой стол, где самые бедные и неродовитые, но калику это
не волнует, смотрит почему-то с сочувствием и предостережением в холодных
зеленых глазах.
