— Олег, — воскликнул Томас, — что ты
говоришь?
Олег развел руками.
— Томас, это правда. Однако правда и то, что только
церковь раздувает огоньки знаний, строит школы и открывает университеты. Но это
одним баронам неинтересно, а другим — выгоднее делать вид, что церковь накопила
слишком уж большие земельные угодья, собрала за стенами монастырей много
золота, вообще у нее опасно большое влияние на простой люд...
Лес измельчал, деревца все искореженные болезнями,
уродливые, с осклизлыми ветвями, под копытами чавкает, хлюпает, очень редко
треснет сучок, гораздо чаще с отвратительными звуками лопаются разбухшие
болотные растения. Томас чувствовал неприятный гнилой холод, солнечные лучи
здесь теряют убойную силу, запутавшись в ядовитых испарениях. Если в лесу под
сенью деревьев бодрящая прохлада, то здесь как будто спустился живьем в могилу
или в подземный склеп, двери которого не распахивались тысячи лет.
Он покосился на Олега, но отшельник едет спокойный и
отрешенный от суетности мира. Лицо благообразно, умиротворенно, словно у
настоятеля образцового монастыря, который полностью на содержании королевской
казны. Очень медленно тяжелые веки поднялись, Томас увидел ярко-зеленые, как
молодая трава, глаза отшельника, они сузились, рука с непостижимой скоростью
метнулась к поясу, тут же из ладони вылетело нечто блестящее...
Обомлевший Томас не успел даже отклониться от летящего
острием вперед кинжала. А тот чиркнул по щеке крестообразной рукоятью,
хрястнуло, послышалось злобное шипение. Опомнившись, Томас выхватил меч, но
длинная зеленая змея уже упала обратно в болото. Темная вода взлетает
гнилостными брызгами, испуганные жабы прыгали в воду и затаивались под
корягами, а змея все билась и билась, не в силах ни проглотить вонзившийся в
глотку кинжал, ни выплюнуть.
Томас спрыгнул с коня, под тяжестью доспехов ушел до колен,
а когда шагнул к змее, провалился почти до пояса. С проклятиями взмахнул
кинжалом, острое лезвие легко отсекло голову. Томас сделал еще шаг и потянул
свободную руку к отсеченной голове, но провалился под грудь. Кое-как ухватил
голову, выдрал из пасти кинжал Олега, калика наблюдал с коня, неподвижный, как
громадная болотная кочка.
— Вот... — прохрипел Томас... — достал...
возьми...
Калика покачал головой.
— Он такой грязный, — сказал он задумчиво, —
оставь у себя. Да и ты какой-то... не совсем тот красавец, что блистал на балу.
От тебя как-то странно пахнет...
Томас с трудом, проваливаясь на каждом шаге, вернулся к
коню, но прежде чем ухватился за луку, под ногами ушло дно, он провалился до
подбородка. Если бы не зацепился за стремя, то кто знает, какая бездна под этим
болотом.
Олег брезгливо морщил нос, Томас кое-как взобрался на коня,
по его бокам поползла жидкая грязь, конь фыркал и нервно переступал ногами,
Томас стиснул зубы, ишь брезгливые, а знали бы, что сейчас у него под стальными
плитами доспехов, вообще бы ржали в два голоса, бесчувственные...
— Спасибо, — сказал он холодно, — ты хорошо
умеешь метать ножи. Я видел как-то упражнения ассасинов, их учат вот так
бросать ножи в спину, убивать исподтишка.
Олег сказал мирно:
— Да-да, понимаю. Я должен был бросить болотной гадюке
вызов на поединок, да?
— Я не это хотел сказать, — ответил Томас все так
же надменно, — благородных людей не учат бросать ножи!
— Дык я ж не благородный, — ответил Олег
мирно. — Мне можно. Мне можно все.
Томас не ответил, весь облепленный грязью, даже шлем с
налипшими листьями и в ряске, но лицо рыцаря все такое же надменное и
преисполненное достоинства.
Глава 20
Избушка выглядела древней, как самые старые деревья этого
леса, почти засохшие, изъеденные дуплами и древоточцами. Крыша под толстым
слоем зеленого мха, темные бревна стен в пятнах плесени, мох взбирается по
углам, где легче закрепиться, кое-где достиг крыши. Ступеньки, когда-то
высокие, погрузились в землю, да и сам дом постепенно опускается в лесную
почву, как тяжелый камень исчезает в мокрой глине.
Томас вытянул копье и стукнул кончиком в дверь. Олег
посмотрел с укоризной, начал слезать, из-за двери раздался кашель и скрипучий
старушечий голос:
— Кто стучится к безумной Катрин?
— Странники, — ответил Томас отчетливо.
Перекрестившись, добавил строго: — А Господь велит принимать путников, как его
Самого!
— Тогда убирайтесь прочь, — ответил голос. —
Если хотите, чтобы я принимала вас, как вашего Бога!
Томас покраснел, открыл рот для гневного окрика, но Олег
сказал быстро:
— Матушка, тогда прими нас просто, как заблудившихся
путников. Тем более что мы и есть они самые.
Дверь скрипнула и отворилась. В темном проходе показалась
сгорбленная старушка, костлявая и в лохмотьях, лицо почти коричневое,
сморщенное, беззубый рот собрался в жемок, седые волосы падают на плечи
неопрятными лохмами. Она подслеповато всматривалась в рыцаря на блестящем коне,
Олег приблизился, отвесил короткий поклон.
— Здравствуй, матушка. Я, как и ты, не поклоняюсь их
Богу, так что можешь принимать нас со всем радушием.
Взор ее смягчился, но перевела взгляд на Томаса, голос
прозвучал с прежней подозрительностью:
— А он?
Олег отмахнулся.
— Простой вояка, что с него возьмешь?
Она с минуту рассматривала Томаса, взгляд ее смягчился.
— И то верно. Заходите, гостями будете. О конях не
беспокойтесь. О них позаботятся.
Томас соскочил на землю, но от коня не отходил, осматривался
с мрачной подозрительностью.
— Кто позаботится? Волки? Или медведи?
Олег бросил через плечо:
— Тебе же сказано, что позаботятся! Или тебе нравятся
обязанности конюха?
Томас пробурчал:
— Благородному рыцарю не зазорно ухаживать за
благородным конем. Неизвестно еще, у кого из нас родословная длиннее...
Комната всего одна, пол из толстых, темных от грязи досок,
две потолочные балки на такой высоте, что обоим пришлось пригнуться, стол
добротный, однако тоже древний, рассохшийся, с изъеденными короедами ножками.
Очаг прямо на полу, там все выложено и огорожено камнями, от груды багровых
углей идет сухой устойчивый жар, кое-где вспыхивают огоньки, но тут же, не
получая пищи, гаснут.
Олег прошел вперед, бросил на угли несколько толстых
прутьев. Томас некоторое время брезгливо осматривался, старуха сказала с
нерешительностью в голосе:
— Благородный господин... уж не знаю, как к вам
обращаться, проходите, вон лавка! Выдержит ваше высочество даже в доспехах.
Томас еще некоторое время постоял для внушительности, Олег
все подбрасывал веточки в огонь, помешивал угли, старуха начала суетиться с
горшками и котлами, наконец он прошел, громыхая и позвякивая железом, сел и,
поставив меч между ног, оперся на рукоять обеими руками.
