Олег сдвинул плечами.
— Просто слышал, что в старых силы и святости больше.
Прелат вам эту книгу привез в дар?
Томасу показалось, что настоятель смотрит уже с уважением.
— Нет, — ответил он со скорбным вздохом. —
Как только Язва будет уничтожена, прелат увезет книгу обратно в подземные
хранилища Ватикана. Это слишком большая ценность.
— Жадничает, — буркнул Олег. — В Ватикане
этих книг, как... словом, много.
— Наш прелат, — сказал настоятель с величайшим
почтением, он перекрестился и продолжил благоговейным шепотом: — Наш прелат...
человек святой! Он немолод, очень немолод, но каждую минуту жизни отдает делу
церкви... Уверен, что когда ты послушаешь его пламенные речи, тебе захочется
принять Господа Бога...
Олег отмахнулся.
— Я слишком уж закоренел в язычестве, падре.
Настоятель сказал наставительно:
— Святыми не рождаются. Сам прелат как-то рассказывал,
что он в молодости вел недостойную и даже не совсем честивую жизнь, но встреча
с одним святым и набожным человеком великой мудрости изменила его. С того дня
он уверовал в Господа, преисполнился к нему любви и обожания.
Олег буркнул скептически:
— Брехня. Так не бывает.
Настоятель ахнул:
— Как ты можешь?.. Он же сам сказал!
— Брешет, — сказал Олег равнодушно. — Педагог
сраный. Воспитывает вас, вот и брешет.
Настоятель от возмущения раздулся, как боевой петух, раскрыл
рот, но громко хлопнула дверь, в келью влетел запыхавшийся молодой монах.
— Отец настоятель!.. — прокричал он в
восторге. — Отец настоятель, прелат возвращается!
Отец Крыжень вскочил, несмотря на всю его дородность и
величавость, торопливо перекрестился. На бледных щеках появился слабый румянец.
— Слава Тебе, Господи... Мы уж и не надеялись...
Олег спросил удивленно:
— Вы же говорили, что он безбоязненно уходит в самое
сердце Язвы...
— Но она все злее, — ответил настоятель
торопливо, — а мы так надеемся на этого святого человека! Если погибнет,
то нам придется... труднее. Даже очень.
— Несмотря на святую книгу?
— Несмотря на книгу, — согласился настоятель. Он
смотрел на дверь. — Чувствую поступь...
Через порог шагнул среднего роста человек в белой одежде,
волосы тоже белые, как снег, падали бы свободно на плечи чистым серебром, не
будь срезаны коротко, с небрежностью уверенного в себе человека, который не
стремится выглядеть красивым. Кустистые брови нависают дремучими выступами над
усталыми покрасневшими от недосыпа и усталости глазами. Лицо сморщенное, как
печеное яблоко, беззубый рот собран в жемок, однако чело высоко и взгляд ясен,
в комнату ступил достаточно бодро, хотя при каждом шаге опирался на длинный
посох, почти до рукояти запачканный черной грязью.
Настоятель вскочил, на лице умиление, поспешно придвинул
святому человеку единственное кресло. Прелат сказал хриплым усталым голосом:
— Тьма наступает...
Он сделал шаг, взгляд его, обежав комнату, остановился на
Олеге. Лицо дернулось и застыло. Олег посмотрел равнодушно и отвернулся, Томасу
почудилась нарочитость в подчеркнуто замедленном движении.
Прелат так же медленно, не отрывая взгляда от Олега, прошел
к креслу. Настоятель жестами показал монаху, чтобы принесли на стол скромные
дары Господа, подкрепляющие силы.
Монахи как будто ждали в коридоре: сразу же вдвинулись с
кувшинами, кубками, чашами, принесли завернутый в чистое полотенце свежий
творог, сыр, однако прелат только долго и жадно пил, а от еды отказался жестом.
— Зло приближается, — произнес он, отрываясь от
чаши с темным пахучим настоем. — Я стоял и чувствовал под ногами в толще
земли, как некто огромный и тяжелый, как железная гора, поднимается к
поверхности. Наконец земля так задрожала, что я, чтобы не упасть, вынужден был
отступить... и в конце концов вернуться.
В наступившей тишине все услышали далекий тяжелый грохот.
Мощь в нем ощутилась неимоверная, как будто подземная гроза невиданной силы
идет в сторону монастыря.
— Чем мы можем помочь? — спросил Томас. —
Ваше преосвященство, располагайте нами!
Прелат помедлил с ответом, взгляд на миг перепрыгнул на
Олега, тот сидит с непроницаемым лицом, но в зеленых глазах Томас уловил
насмешку: ведь это твои земли, хвастун! Иди и очищай их сам...
— Еще не знаю, — ответил прелат. — Не знаю,
чем можете помочь... но Господь ничего не делает зря.
На Томаса от него ощутимо веяло силой. Такое Томас
чувствовал только однажды, когда находился рядом с принцем Готфридом, но сейчас
ощущение было сильнее во сто крат.
В то же время, если Готфрид Бульонский был огромен и силен
неимоверно, прелат же, напротив, беден телом, узкоплечий и очень сухой,
изможденный ночными бдениями, хотя жилистый, с подвижными суставами. Лицо худое
и сильно вытянутое, с близко посаженными светло-синими глазами, настолько
светлыми, что оторопь пробежала по спине Томаса, будто смотрел в ясный день.
Плотно сжатый рот говорит, что его хозяин не склонен улыбаться.
Настоятель сказал заискиваюше:
— Ваше преосвященство, эти два благородных человека
рискнули пройти через Топь! Не значит ли это, что хотя бы с одной стороны
дорога становится свободнее?
Прелат вместо ответа, избегая взглядом Олега, посмотрел на
рыцаря. Тот кашлянул и сказал со смущением в голосе:
— Это выглядит бахвальством, но я в самом деле не знаю
рыцарей, которые сумели бы пройти там, где прошли мы. А у меня есть основание
полагать, что мы выбирали самый безопасный путь.
— Основание? — переспросил прелат.
— Да.
— Какое?
— Мы избегаем драк, — ответил Томас. — Не
столько из христианского милосердия, просто мы уже наубивали на пять жизней
вперед.
Прелат покосился на Олега, тот пил из чаши настой из трав,
рассеянно рассматривал корешки книг в келье отца Крыженя.
— А твой спутник?
Томас отмахнулся.
— А ему все вообще обрыдло. К стыду своему, должен
признаться, что этот человек все еще язычник, как это ни дико. Все никак не
удается приобщить его к истинной вере! Упрямый, тупой, невежественный,
закоренелый... но спутник хороший. Надежный.
Настоятель сказал искательно:
— Ваше преосвященство, этот человек... он же спутник
нашего доблестного рыцаря, верного сына церкви! Можно сказать, друг. А это
характеризует...
Он замолк, посмотрел за поддержкой на Олега, но тот зевнул и
буркнул:
— Не судите о человеке только по его друзьям. Друзья
Иуды были безукоризненны.
