— А разве такое бывает?
— О, друг мой! В медицине бывает еще и не такое, вот, помню, лет двадцать тому назад… Хотя кому это сейчас интересно. Я ведь что у вас спросить-то хотел, лейтенант. Сегодня рано утром меня в гостиничном номере разбудил какой-то шум. Сверху, понимаете?
И Филдс посмотрел на потолок.
Лейтенант тоже посмотрел на потолок.
— Какой-то летательный аппарат, жутко быстрый и громкий, пронесся над городом и исчез. Вот вы могли бы засечь этого хулигана?
— Вы что же, доктор, хотите на него в суд подать? — усмехнулся дежурный.
— А хотя бы и так. Мы, Грейнберги, не привыкли давать спуску всяким разным… Но без вашей помощи никакой перспективы у подобного иска не будет.
— Какой же помощи вы от меня хотите?
— Я хочу получить все его данные, опираясь на которые смог бы вычислить этого мерзавца. И я сделаю это, не будь я Грейнберг!
— Но здесь это невозможно, я не могу войти в массив данных, потому что у меня нет необходимого пароля.
Лейтенант развел руками и отрицательно покачал головой, подчеркивая свое бессилие.
— Я согласен заплатить, лейтенант, — сказал Филдс и положил на стол сто ливров.
— Ну… — Глядя на деньги, лейтенант вздохнул. — Я же сказал вам, что…
Филдс шлепнул на стол еще сто ливров, и лейтенант замолчал. Затем покосился на свой включенный монитор, выдвинул ящик стола, смахнул туда обе бумажки и начал набивать на терминале какие-то команды, входя во все новые массивы и открывая все новые окна.
Это продолжалось минуты три, а потом лейтенант сказал:
— Ну вот, доктор, записывайте…
Филдс взял со стола карандаш, листочек для заметок и кивнул: дескать, готов.
— Итак, вход в нашу зону ответственности в пять тридцать две. Выход из зоны — шесть ноль две. Это совпадает с временем вашего хулигана?
— Да, совпадает.
— Ну вот и все, — улыбнулся лейтенант, убирая руки от терминала.
— А метка?
Лейтенант вздохнул. Он не имел права сообщать посторонним закрытую информацию, а уж модификации меток и подавно, однако его падение уже началось и останавливаться на полпути не было смысла.
— Значит, так, в нашей зоне ответственности метка была следующей — «це — пятнадцать точка, двадцать пять точка, двадцать шесть и еще раз пятнадцать».
— Хорошо, я записал. Что дальше? — спросил Филдс, глядя на дежурного.
— А что дальше? Я не знаю. Вы просили дать вам информацию, и я вам ее дал — всю, какая у меня была.
Филдс вздохнул, убрал листок в карман и вернул на место карандаш.
Пришло время становиться строгим.
— Сынок, — проницательным тоном произнес он, глядя на лейтенанта с отеческим сожалением. — Сынок, ты только что получил от меня деньги и пообещал решить все мои проблемы, а теперь что я слышу?
И Филдс склонил голову, как делают слабослышащие, словно пытаясь уловить жалкий оправдательный лепет.
— Я вовсе не обещал вам решить все ваши проблемы, доктор Грейнберг! То, что записано на вашем листочке, это все — никакой другой информации у меня нет, и где взять другую, я не знаю!
— Смайлз, у нас так не принято, — сухо произнес Филдс, буравя дежурного взглядом.
— У кого у нас?
— У организации, приятель. Ты взял деньги, значит, подписал договор, расторгнуть который невозможно. Только выполнить или заплатить за невыполнение кровью…
— Да что вы себе позволяете?! — воскликнул лейтенант, вскакивая со стула. — Я сейчас военную полицию вызову!
— И что? Поделишься с ней парой сотен ливров, да?
— Вы… Вы не терапевт! — обиженно произнес лейтенант и сел на место.
— Что значит не терапевт? Почему это не терапевт? — в свою очередь обиделся Филдс. — Ну не терапевт, так и что?
— Заберите свои деньги.
Лейтенант открыл ящик, но Филдс покачал головой:
— Нет, приятель, у нас так дела не делаются.
— Тогда чего же вы хотите? Я рассказал вам все, больше я ничего не знаю!
— Кто знает?
— Никто! — выпалил лейтенант, но потом добавил: — Все знает только дежурный объединенной зоны…
— Где он находится?
— На главном КП. Это на юго-западе, в Лисавоске.
— Я знаю, где Лисавоска. А где там въезд на это КП?
— Высокое здание за колючей проволокой. На крыше реклама порошка «Палмвокс».
— А это еще зачем?
— Наверное, для маскировки.
— Хорошо. Со зданием определились. Теперь, как туда попасть и на какой этаж?
— Этаж восьмой, но вас туда не пустят — там очень строгий пропускной режим.
— Да ладно тебе, Смайлз! Видел я, какой тут у вас режим!
— Там совсем другое, сэр! Уверяю вас!
— Хорошо, лейтенант. Еще пятьдесят ливров, но ни гроша больше.
С этими словами Филдс достал из кармана бумажку в пятьдесят ливров и положил на стол.
— Значит, так, через главную проходную не ходите. У них есть вторая, со стороны пожарного пруда, там постоянно шастают какие-нибудь спецы и чаще всего «ка-эн-ша». Они ходят группами, человек по пять, очень уверенно. Можно махнуть любым пропуском, сказать «ка-эн-ша» и проводить хоть целую роту, только в гражданской одежде, разумеется.
— Разумеется, — кивнул Филдс, улыбаясь. — Ты начинаешь мне нравиться, Смайлз. Нужная информация, четкая подача. Давай еще какие-нибудь важные подробности.
— Если кто-то что-то скажет на проходной, на них можно просто наорать. Ребята из «ка-эн-ша» часто бывают под мухой и в выражениях не стесняются.
— Понятно. А кто там сегодня дежурит?
— Ах да! — лейтенант хлопнул себя по лбу. — Это же самое главное! Полковник Ронделл, очень строгий, подтянутый, взяток не берет.
— А за что там брать?
— Ну как же? Можно поспособствовать, чтобы открывались дополнительные воздушные эшелоны для частных рейсов, для аэроклубов и так далее.
— О как! А он пьет? — уточнил Филдс, доставая фляжку и сворачивая на ней пробку.
— Вообще-то нет.
— А я пью, — признался Филдс и, запрокинув голову, сделал несколько больших глотков.
— И все же вы не терапевт, — задумчиво произнес лейтенант.
— Допустим, не терапевт, но Штефану — ни слова.
— Почему?
— Его это травмирует.
Продышавшись, Филдс сплюнул в корзину для бумаг и покачал головой. С коньяком его надули. Впрочем, сам виноват, не следовало брать в придорожной забегаловке.
