С этими словами Рекс расстегнул пиджак, брюки и, повернувшись боком, поднял рубашку.
— Рекс! Что они сделали с тобой!? — воскликнул потрясенный Боднер, однако в его голосе звучала не жалость, а искренний профессиональный интерес.
— Немного перестроили. Теперь я не могу питаться обычной грубой пищей, мне зашили нечто вроде редуктора.
— И ты хочешь, чтобы…
— Да, Боднер. Я хочу, чтобы ты вытащил редуктор и поставил кишки на место. Мало того, я хочу, чтобы ты убрал кое-какие железки из моей шеи.
— Вот как?
— Да, тебе придется сделать рентген и все необходимое.
— Но, Рекс, на это нужно много времени! — возразил Боднер и дрогнул лицом — он подумал о том, о чем тотчас догадался Рекс.
— Твои глаза выдают тебя.
— Извини, Рекс. Но я не могу контролировать свои мысли, я все время жду, что ты покончишь со мной.
— Сделай, что я прошу, и можешь быть свободен. Ты давно уже пустое место, Боднер. Ты служишь только в качестве врача.
— Ну да, немного хирургии, немного наркологии…
— Вот именно. Через тебя давно не пропускали никакой информации, а за последние два года ты вообще вышел на пенсию. Полагаю, твой кабинет еще действует?
Боднер оглянулся на книжный шкаф: за ним имелась потайная дверь в хирургический кабинет, где всегда можно было сделать срочную операцию — одному, без помощников. Для этого в свое время Боднер купил два хирургических полуробота, но деньги на них давал Рекс.
Боднер верил и не верил Рексу, но выхода не было — тот имел полное право пристрелить предателя прямо здесь.
Разумеется, под наркозом Рекс мог оказаться в его полной власти, но Боднер был уверен, что и на этот случай у него что-то припасено.
— Ты хочешь сделать это прямо сейчас?
— Да, прямо сейчас. У меня мало времени.
— Сколько времени ты мне даешь на это?
— А сколько тебе нужно?
— По максимуму?
— По максимуму.
Боднер помассировал подбородок. Его не отпускала мысль о возможности что-то скомбинировать и воспользоваться беспомощностью пациента, но он понимал, что Рекс уже знает, что сейчас творится в его голове.
— Все возможности перебрал? — спросил он совершенно серьезно.
— Это бесполезно. Я ведь не знаю, что ты приготовил.
— Ну так как?
— Мне нужно четыре часа.
— Вместе со всеми приготовлениями?
— Да.
— Ну, я примерно так и рассчитывал, но на всякий случай добавил еще один час, поэтому — пять, Боднер. Пять часов.
— И… что? — спросил Боднер, следя за руками Рекса и ожидая, что он покажет свою очередную уловку. И тот показал, вытащив из кармана узкий ремешок с небольшой блестящей пряжкой.
— О, нет, Рекс! Эс-шина!
— Да, шина. Время до взрыва пять часов. Заряд — пятьдесят граммов тетрамонала. От твоей квартиры останутся только стены, все остальное сгорит.
— Эс-шины неустойчивы, Рекс!
— Эта устойчива. Я бы не стал рисковать собой, Боднер, разве не так?
— Ну ладно, — вздохнул тот и, повернувшись спиной, поднял руки. Рекс быстро опоясал его шиной, включил ее и сказал:
— Вдохни… Выдохни… Порядок!
Раздался щелчок, и начался отсчет времени, за которое Боднер должен был сделать сложную операцию, а потом обязательно привести пациента в сознание, чтобы у того хватило сил выполнить кодовые действия — приложить палец к датчику и набрать какую-то комбинацию на крохотном мониторе. Или сделать что-то еще, например, спеть куплет из песенки.
Логические взрыватели принимали самые разные способы записи, и это осложняло их обезвреживание. Хотя, теоретически, с помощью специальной аппаратуры обезвредить их было можно, но времени на это уходило больше, чем позволял временной взрыватель.
— Ну, пошли, — сказал Боднер, сдерживая волнение. А как тут не волноваться, ведь операция предстояла нешуточная, пациент мог и не проснуться. И тогда — все.
Пару раз, в самом начале их знакомства, он ходил с Рексом на рискованные задания, когда требовалось пронести брикет взрывчатки на место, уложить под машину или приклеить на днище. Адреналин перехлестывал через край, потом приходилось тоннами пить успокоительное.
Один раз он едва ушел за десять секунд до взрыва. Это было что-то.
Пока Рекс проверял замки на входной двери, Боднер повернул розетку, и книжный шкаф отъехал в сторону, открывая вход в небольшое помещение, под потолком которого загорелись яркие лампы.
Это было вспомогательное освещение, а основное располагалось на подвижной стойке над операционным столом. Еще на двух стойках были смонтированы хирургические полуроботы с четырьмя манипуляторами каждый. Благодаря им Боднер не нуждался в ассистентах.
Пришел Рекс и повернул изнутри специальный рычаг, заставив книжный шкаф встать на место.
Тем временем Боднер уже облачился в одноразовый комбинезон и ожесточенно тер руки дезинфицирующими салфетками.
— Ну, допустим, у нас все получится, Рекс… Ты очнешься, отключишь эту мину… А отлеживаться где будешь? Прямо здесь или тебя каретой «Скорой помощи» перевозить придется? Ты ведь еще три дня вставать не сможешь.
— Нет у меня на это времени, Эрнст. Я должен встать со стола и уйти. Вот возьми.
И он положил на вспомогательный столик две ампулы с прозрачной жидкостью.
— Валиант? — уточнил Боднер, хотя и так понял, что это то самое экстремальное лекарство.
Прежде он о нем даже не слышал, но, работая с Рексом, пришлось научиться его применять. Только на других — себе бы он такое не вколол ни за какие деньги. Да, эффект был потрясающим — только зашил, прошелся автодозатором — и через полчаса у пациента даже шва не видно. Правда, отеки на периферии, глаза почти не открываются, руки-ноги опухают, и держится отек два-три дня, но сам очаг в полном порядке.
Однако отеки были сущим пустяком по сравнению с тем, что испытывали пациенты. По их словам, их будто жгли каленым железом и, что самое неприятное, нельзя было применять анестезию. Когда пациент не чувствовал этой жгущей боли, препарат не давал своего потрясающего эффекта.
А тут целых две ампулы и два очага. Ужас!
О стоимости этого препарата оставалось только догадываться. Лишь однажды Рекс обмолвился, что платит за ампулу по пять тысяч ливров. Пять тысяч ливров за полчаса мучений. Очень специфический выбор. Очень.
— Раздевайся и ложись. Пока аппаратура прогреется, ты уже отключишься.
Рекс стал раздеваться. Ему за свою жизнь пришлось пройти через множество неприятных процедур, и он относился к этому спокойно. Он просто не думал о них.
