– Рыжий?
– Ну да. Самый вредный у них. Все ему подай, все подари, думает, если из деревни, то у нас тут мед по реке течет.
В ящике гагакнул гусь.
– Ну вот, начинается, – заметил старик. – Просыпаются помаленьку, птицы перелетные. А чем это так пахнет?
– Плохо пахнет? – спросил Ригард, понимая, что старик учуял «аромат» подпорченного окорока.
– Нет, хорошо пахнет. Степняцким кунждуком, я его в молодости много поел, пока в пастухах работал.
Стало светать, с первыми лучами солнца лошадь пошла быстрее, а гуси завозились в ящиках и стали на пробу подавать голоса.
– А чего в городе будете делать? – спросил старик.
– Работу поищем, чтобы настоящую, а не на пару дней, – сказал Клаус, надеясь, что старик подскажет им подходящее место.
– На реке работы много, там срубы рубят, а потом разбирают и по реке скатывают. Пока здоровье было, я там от зимы до зимы батрачил.
Клаус с Ригардом переглянулись. Река – это звучало заманчиво. Втайне они надеялись, что когда-нибудь им удастся попасть на торговую галеру, чтобы повидать мир по-настоящему, а не так – пешком, от города до города.
62
Пред рассветом в дверь стукнули. Галлен спал чутко и сразу открыл глаза. Стук повторился, а потом послышался голос приказчика, которому он с вечера приказал разбудить его:
– Ваше благородие, пора подниматься… Ваше благородие…
Галлен опустил ноги на остывший пол, вышел к двери и, открыв ее, кивнул, давая понять, что приказчик может идти.
Затем прикрыл дверь и посмотрел на храпевшего в углу прихожей Бурта. Тот всегда спал крепко, Галлену приходилось прилагать немало усилий, чтобы разбудить слугу.
В этот раз он решил испробовать другой способ, без воды и тычков. Подойдя к Бурту, он наступил ему на руку – совсем не больно, однако это напугало слугу. Тот вскрикнул и тотчас проснулся.
– Ой! Ваше благородие, чего тут?!
– Вставай, – сказал Галлен и, вернувшись в комнату, стал одеваться.
Грубые штаны, льняная рубаха, кольчуга, куртка и прожженная вчерашняя шляпа. И те же растоптанные сапоги с кармашком для тонкого кинжала.
Потом Галлен распахнул оружейный сундук и стал изучать свой арсенал, разложенный по отделениям и прихваченный ремешками.
Здесь были латы, два щита – большой и малый, два арбалета, шесть кинжалов, две даги, три шлема и четыре меча.
Сейчас в дело годился короткий – лопарский, всего в локоть длиной. Он удобно прятался в рукав и был удобен для схватки в помещении. Ему в пару Галлен взял широкий кинжал, который мог играть роль даги и щита.
– Попить бы чего, ваше благородие, – проскрипел Бурт, останавливаясь в дверном проеме. Пройти дальше он боялся, хозяин этого не любил.
Галлен снял с каминной полки кувшин, напился сам и подал слуге. Затем достал оставшийся в сумке хлеб и, разломив его, половину отдал Бурту.
– Спасибо, ваше благородие, – сказал слуга и принялся рвать зачерствевшую булку зубами.
Бурт всегда просыпался голодным, что казалось Галлену странным. Сам он готов был завтракать лишь через час после подъема – не раньше. Вот и сейчас он только выпил воды, а поесть собирался в фаршете.
Наконец Галлен был полностью готов, и они с Буртом вышли в коридор. Слуга еще не отошел ото сна и все время зевал и почесывался.
– Желаете завтрак, ваше благородие? – спросил приказчик, когда они спускались по лестнице.
– Нет, сегодня завтракать не буду, – ответил Галлен и подал приказчику крейцер за то, что разбудил.
– Спасибо, ваше благородие.
Выйдя на крыльцо, кавалер огляделся. Воздух был насыщен сыростью, а на земле виднелись следы от капель. Двое извозчиков, которых он видел накануне спящими у повозок, перебрались под свои экипажи.
– Дождь был, ваше благородие, – заметил Бурт.
– Был, но небольшой.
Галлен сошел по ступеням и, проходя мимо бочки с дождевой водой, зачерпнул пригоршню и брызнул себе в лицо. Это было вместо умывания.
Из конюшни вышел конюх, ведя на поводу Карандера – жеребца Галлена. Конь выглядел хорошо и тряс гривой в предвкушении разминки.
– А мула брать не будем, ваше благородие? – спросил Бурт.
– Нет, – ответил Галлен.
– Вот, ваш благородие, жеребец вполне здоров, – сказал конюх, передавая поводья хозяину.
– Я вижу, – ответил тот, награждая конюха крейцером.
За все эти услуги – раннюю побудку приказчиком или подготовку лошади – он мог и не платить, владелец гостиницы и так вписывал их в счет за проживание, но по опыту Галлен знал, что «маленьких» людей следовало подкармливать, тогда в случае чего, а это часто происходило с Галленом, эти люди становились на его сторону.
Как-то раз солдаты Дикого герцога, на которого он охотился, пытались убить его в придорожном трактире, но приказчик спрятал его под разделочным столом на кухне и четверть часа уверял душегубов, что постоялец давно съехал.
И все это за пару крейцеров чаевых.
В другой раз, на побережье, под его дверью караулили два арбалетчика, чтобы пригвоздить свою жертву наверняка, но истопник спустился с крыши на веревке и постучал в окно, чтобы предупредить об опасности.
А перед этим Галлен за теплую печку дал ему крейцер.
– Вы надолго уедете, ваше благородие? – спросил конюх.
– Не думаю. Как погода скажется. Если будет не слишком жарко, возможно, мы выедем за город.
63
Галлен ехал шагом, его Карандер красиво переставлял ноги, щелкая по сырой мостовой подковами из дорогой стали.
Они хорошо держали лошадь на камне, и даже в самых отчаянных погонях кавалер мог не придерживать коня на поворотах, тогда как тяжелые латники в таких случаях въезжали в стену вместе со своими ширококостными штурмрегами.
Однажды в городе Коздо, в приморской Лапирании, за ним гнался целый отряд увешанных латами кирасир. Они сносили торговые палатки, сбивали прохожих и на скаку стреляли в Галлена из арбалетов. Карандер был ранен в ляжку и тяжело входил в повороты. Галлен тогда просил и умолял его держаться, и жеребец держался. На каждом повороте беглецы понемногу отрывались от погони, а когда отчаявшиеся кирасиры рискнули пройти поворот так же быстро, они свалились в грохочущую кучу, и Галлен ускользнул.
То была хорошая погоня, но неизвестно, каково бы пришлось раненому Карандеру, если бы накануне кавалер не поставил у тамошнего кузнеца эти новые подковы.
Они обошлись по серебряному талеру на каждую лошадиную ногу, однако, как оказалось, того стоили.
