На завтрак снова подали много мяса, непонятно было, чем он отличался от ужина.
Гостям подносили хозяйка и та же работница, с опухшими от бессонной ночи глазами. Она тайно обменивалась с Ригардом многозначительными взглядами.
К тому времени, когда гости закончили завтрак, двое батраков уже приготовили жеребца и навьючили поклажей мула.
Довольный приемом Галлен расплатился с хозяином, добавив крейцер сверху, и гости выехали со двора. Ригард обернулся и помахал работнице рукой, та помахала в ответ и заплакала, вытирая слезы платком.
– Что, опять не утерпела? – строго спросил ее хозяин и неодобрительно покачал головой. – Опять брюхатой станешь, а у тебя в деревне уж двое растут. Говорил же тебе – сдерживай себя, сдерживай…
– Да как тут себя сдержишь с городскими-то? – со вздохом произнесла работница. – Вон как у них сапоги блестят, у нас в деревне так не чистют.
85
Уже смеркалось, когда, перевалив через гряду меловых холмов, Галлен и его спутники увидели город Вольфсбург, располагавшийся в долине, сразу за небольшой рекой.
От реки и до города все пространство было затянуто туманом, а от города и дальше на восток тумана не было, путники могли видеть пастушьи костры, расположенные от них на расстоянии нескольких миль.
Отряд спускался все ниже, погружаясь в сумерки долины, и оттого расстояние до города казалось длиннее, чем было на самом деле.
Вскоре пыльная дорога запетляла между ремесленными подворьями пригородов. Мастеровые рано ложились спать и выпускали к воротам собак. Почуяв припозднившихся путников, цепные псы захлебывались от злобы, бросаясь на ворота и норовя протиснуть голову под дверные доски.
Когда отряд миновал слободку и вышел к реке, стало ясно, что за туман они видели с холмов. Это был дым, который все еще струился из обвалившегося на другом берегу пепелища. Вокруг него еще ходили перепачканные сажей мужики, кто с багром, а кто с лопатой. Несколько барышников с масляными лампами и в прожженных кафтанах осматривали головешки и скребли в затылках, подсчитывая убытки.
У дороги на обочине стояли два легких возка, на которых из города и примчались барышники. Запряженные в них лошадки мирно щипали траву, не вникая в проблемы своих хозяев.
– Должно, купцы погорели, – предположил Ригард, когда они, пройдя через мост, миновали место пожарища.
– Похоже на то, – согласился Клаус. От ходьбы у него гудели ноги, и он с готовностью поддерживал разговор, чтобы отвлечься. – А что, ваше благородие, ворота нам не закроют?
– Не закроют, – нехотя отозвался Галлен. – До полуночи они открыты, если нет войны или бунтов.
До ворот оставалось уже около трети мили. Быстро темнело, воздух становился чище, из него уходил привкус гари.
Ярдов за двести до городской стены пригороды закончились – городской закон запрещал возводить их ближе указанного рубежа, чтобы те не стали подспорьем для осады города, если такая случится.
На крепостной стене появились огни – это были часовые. Встретившись, они расходились в стороны, и вскоре такие же огни появились в угловых крепостных башнях.
– Кто такие?! Откуда будете?! – крикнул кто-то совсем рядом, Клаус даже вздрогнул. Но спрашивали не их, а возчиков двух телег, остановленных стражниками на мосту.
К солдатам вышел владелец товара и вступил в переговоры. Потом поднял полог, чтобы показать солдатам: он не везет в город ничего опасного.
Освещение у ворот было слабым, но Клаусу показалось, что в телегах обычные веники.
Телеги проехали, следом за ними на откидной мост въехал Галлен, а за ним пешие слуги с мулом на поводу.
Клаус ожидал, что к ним отнесутся так же строго и полезут проверять хозяйские сундуки, однако стражники лишь почтительно расступились, наверное, не видя в благородном путешественнике никакой опасности.
Проехав ворота, Галлен взял направление к знакомой ему гостинице. Прежде он в ней не жил, но на всякий случай приметил, чтобы воспользоваться в другой раз.
Останавливаться в одном месте больше одного раза он избегал.
Маленький отряд двинулся по темным улицам, Клаус дремал на ходу, держась за угол сундука. Он дремал и не видел, что в десятке шагов позади него, держась в тени стен, семенит скорый на ноги соглядатай. Он хорошо знал город и там, где было светлее, задерживал шаг, но в темных местах ускорялся и вновь нагонял путников.
Он проводил их до гостиничного двора и, убедившись, что лошадь и мула стали расседлывать, побежал делать доклад.
86
Спустя четверть часа, благополучно избежав постороних глаз, соглядатай остановился у двери старого купеческого дома. Здание давно не имело фамильной вывески, что делало его похожим на множество других старых строений в городе.
Человек огляделся и, не обнаружив на улице посторонних, постучал.
– Кого там на ночь глядя по подворотням носит? – проворчал за дверью недовольный голос. – Кто здесь?
– Это я… – хриплым шепотом произнес соглядатай.
– Филд, ты, что ли?
– Так точно, господин сержант.
– Ясно, – произнесли с той стороны, однако открывать не торопились. Для начала в двери открылось небольшое окошко и оттуда посветили лампой. Лишь убедившись, что это действительно Филд и что он один, сержант открыл дверь и впустил шпиона.
Филд вошел в небольшой дворик, где в полной готовности находились два десятка вооруженных людей. Это был охранный отряд, однако помимо него в подвале размещались пятьдесят человек из отдыхающей смены.
Еще пятеро караулили черный ход, а двое арбалетчиков сидели на чердаке, поглядывая на улицу через слуховые окна.
Едва соглядатай вошел в дом, его перехватил писарь и тотчас потащил в одну из комнат на первом этаже.
– Но позвольте, господин Ларгос, я должен явиться на доклад, у меня важные сведения!
– Заткнись, – обронил писарь и так посмотрел на соглядатая, что тот присмирел. Про Ларгоса ходили слухи, что иногда он служит не только пером, но и кинжалом.
Втолкнув Филда в небольшую комнату, писарь захлопнул дверь.
Соглядатаю не нужно было говорить, кто перед ним, он знал, что Ларгос являлся подчиненным ужасного капитана Соммерсета.
– Ну, Филд, что тебе удалось разузнать и с какой такой доброй вестью ты пришел к нам?
– Я должен сделать доклад… – Филд показал пальцем вверх.
– Разумеется, ты сделаешь свой доклад и получишь поощрение, если твои сведения стоят того, но их ценность могу определить только я. Ты же понимаешь, что беспокоить его сиятельство по пустякам непозволительно.
Соммерсет вышел из-за стола и, подойдя к соглядатаю совсем близко, уставился на него сверху вниз своими водянистыми глазами. Полученный в схватке шрам так перекашивал лицо Соммерсета, что постороннему человеку могло показаться, будто он улыбается. Это заблуждение сыграло злую шутку не с одним беднягой.
