Неудача весеннего удара породила неверие высших командиров в собственные силы и одновременно породила на свет малообоснованное убеждение в несокрушимости немецкой обороны без ее предварительного слома ураганным огнем тяжелой артиллерии. В то же время для организации мощной тяжелой артиллерии в русской армии не было еще объективных предпосылок. Поэтому при планировании следующих наступательных операций в кампанию 1916 г., нарочская неудача, как негативный фактор надлома ума и воли, станет руководящей идеей генералов Куропаткина и Эверта. А ведь под их командованием находилось до двух третей русских вооруженных сил, сосредоточенных на Восточном фронте Первой мировой войны.
Северный фронт в период летней кампании 1916 года
На первоапрельском совещании в Ставке ген. А.Н. Куропаткин, потрясенный устроенной (в том числе и им самим) «бойней» на озере Нарочь, первым высказался за невозможность нового наступления на германском участке фронта. Ясно, что главкосев не верил в успех наступления, тем более, что Куропаткин всегда отличался чрезвычайной бережливостью к солдатской крови, причем это, как правило, вело в ущерб военным действиям в целом, вплоть до проигрыша войны. Тем не менее после нажима со стороны М.В. Алексеева и главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта ген. А.А. Брусилова Куропаткин, как и разделявший его взгляды о нежелательности наступления Эверт, все-таки согласились наступать.
К лету 1916 г. в состав Северного фронта входили 1-я (А.И. Литвинов), 5-я (В.И. Гурко) и 12-я (Р.Д. Радко-Дмитриев) армии. Также генералу Куропаткину подчинялась группа на лифляндском побережье в составе трех корпусов и переданный в резерв фронта 42-й армейский корпус А.А. Гулевича. Общая численность войск фронта составляла более 400 тыс. штыков и сабель.
Понимая роль тыла и снабженческих перевозок, главнокомандующий армиями Северного фронта решил усилить и это звено. Спустя два дня после Совещания в Ставке, решившего общее наступление в летней кампании, ген. А.Н. Куропаткин предложил пост главного начальника военных снабжений армий Северного фронта бывшему военному министру ген. А.Ф. Редигеру. В личном письме Куропаткин просил своего преемника после Русско-японской войны не отказать: «Прошу выручить армии Северного фронта, помочь им одержать победу. Ваш громадный опыт поможет нам выйти из всех затруднений материальных и духовных, особенно в отношении Петрограда и центральных властей». Однако генерал Редигер, хорошо зная привычку А.Н. Куропаткина вмешиваться в дела всех подчиненных инстанций, отказался
{168}.
Согласно оперативному планированию, принятому на первоапрельском совещании в Ставке и затем уточняемому директивами наштаверха, армии Северного фронта должны были наносить вспомогательный удар из района Двинска на Свенцяны, и далее — на Вильно. Именно сюда наступала основная масса сил Западного фронта и наносился вообще главный удар русских на Восточном фронте в кампанию 1916 г. Таким образом, обеспечивалось взаимодействие стоявших севернее Полесья Северного и Западного фронтов, причем их скоординированным наступлением германский фронт разрезался на две части: южная часть отбрасывалась в русскую Польшу, куда двигались войска Юго-Западного фронта, а северная часть отжималась к балтийскому побережью.
Разумеется, в Ставке учитывали, что А.Н. Куропаткин является сторонником идеи отказа от наступления, пока русские армии не получат тяжелой артиллерии, боеприпасов и прочих технических средств ведения боя, сравнимых с германскими. Так что Алексеев не особенно-то и надеялся на активность армий Северного фронта. В итоге резервы и боеприпасы стали перебрасываться на Юго-Западный фронт, особенно после того, как провалилось наступление под Барановичами и Брусилову был передан главный удар. Куропаткин же директивой от 3 июня обязывался сковать противника в полосе своего фронта, «улучшить исходные позиции» для возможного наступления в середине лета и активными действиями привлечь на себя неприятельские резервы.
Вместо того, чтобы прорвать оборону врага, дождавшись первой переброски своих войск на Юго-Западный фронт (7 июня), в середине июня А.Н. Куропаткин отдал приказ по армиям фронта, где указывал, что ввиду ослабления Северного фронта и переброски части вооружения и военной техники на Юго-Западный фронт перед армиями стоит новая задача. По мнению Куропаткина, теперь его войска были «должны ограничиться первоначально лишь удержанием занимаемых нами позиций с проявлением активных действий лишь в мелких размерах, дабы тревожением противника не только затруднить [ему] увод войск с нашего фронта, но и привлечь к себе его подкрепления». Теперь следовало заняться только «прочным удержанием занимаемых позиций». Тем не менее 22-го числа М.В. Алексеев приказал Куропаткину наступать, чтобы оказать содействие наступавшим южнее фронтам
{169}. Но и этого не было сделано. Отказ от атаки немедленно вызвал к жизни слухи об «измене» главкосева: например, письмо из Тулы от 22 мая 1916 г. в Киев сообщало: «Слышали ли вы, будто Куропаткин продал два корпуса. Об этом здесь усиленно говорят»
{170}. Резкий контраст с надеждами начала весны!
Свой «полководческий талант» ген. А.Н. Куропаткин отчетливо продемонстрировал в 1904–1905 гг., последовательно командуя сначала армией, а потом группой армий, то есть тем же фронтом. Результаты этого полководчества хорошо известны — наступавшие японцы неизменно наносили поражения обороняющимся русским, всегда превосходившим японцев в количественном отношении. Участник Русско-японской войны так характеризует оперативно-тактическую подготовку главнокомандующего армиями Северного фронта десятилетие назад от описываемых событий: «Главнокомандующий никак не мог отрешиться от своей кордонной системы — стремления прикрыть все, растягивая войска тонкими линиями. По мере того, как генерал-адъютант Куропаткин получал в свое распоряжение новые корпуса, он становился не сильнее, а слабее — потому, что увеличением числительности войск пользовался только для удлинения своего фронта, увеличивая, таким образом, число уязвимых пунктов, и оставаясь неизбежно одинаково слабым по всему фронту»
{171}.
Действительно, с самого начала подготовки летнего наступления главкосев проявил полную пассивность, даже не пытаясь организовывать частные удары с целью сковывания неприятеля. Поэтому в разговоре по прямому проводу 9 июня Алексеев справедливо высказал Куропаткину, что у него имеется 420 тыс. чел. против 192 тыс. у немцев. М.В. Алексеев отказал главкосеву в подкреплениях и отмел возражения против новой переброски войск к генералу Брусилову. Алексеев вполне обоснованно заявил: «Если мы не подкрепим Юго-Западный фронт, он будет задушен, отброшен — какое же значение для нашего общего положения будет иметь тот крошечный успех, который мы можем рассчитывать одержать на Северном фронте?»
{172}М.В. Алексеев уже не верил в возможности А.Н. Куропаткина, которому сам же и протежировал при назначении на столь высокий пост, ничем не сообразный с достоинствами генерала Куропаткина как полководца.
