По сути, каждая из этих групп представляла собой армию несколько ослабленного состава, но по меркам кампании 1915 г. вполне нормальную. Даже в начале войны сам же Эверт имел под началом 4-ю армию, насчитывавшую в своих рядах те же самые три армейских корпуса (Гренадерский, 14-й и 16-й). Только наличие 4 кавалерийских дивизий, не нужных для проведения прорыва в 1916 г., тогда позволило 4-й армии иметь на 10 тыс. людей больше, нежели теперь имели под своим началом М.М. Плешков и П.С. Балуев. Неужели А.Е. Эверт не мог заранее создать специальную ударную армию (или пусть даже войсковую группу), параллельно оставив 2-ю армию под руководством ее уже существовавшего штаба? На деле же получилось раздробление сил и средств на отряды с импровизированными и потому неизбежно слабыми штабами. Наиболее яркий пример — группа генерала Сирелиуса из двух корпусов, где один комкор возглавляет всю группу. Та самая «отрядомания», что стала причиной поражений русских армий под Мукденом в 1905 г., продолжалась и десять лет спустя. Благо, что во главе Северного и Западного фронтов стояли те самые полководцы, что в 1905 г. руководили действиями Маньчжурских армий. И именно у А.Н. Куропаткина А.Е. Эверт перенял пагубную привычку вмешиваться в дела подчиненных штабов, что на деле вместо контроля вело к дезорганизации и неразберихе системы руководства войсками.
Зато на бумаге все выглядело достаточно гладко. Сосредоточение сил и средств по атакуемому фронту представало теперь следующим образом: группа Плешкова (фронт атаки в 20 км) — 92 000 штыков, 1700 сабель, 144 легких и 116 тяжелых орудий; группа Сирелиуса (фронт атаки в 15 км без учета озерного пространства) — 65 000 штыков, 1100 сабель, 101 легкое и 12 тяжелых орудий; группа Балуева (фронт атаки в 22 км) — 94 000 штыков, 1500 сабель, 153 легких и 66 тяжелых орудий. Как видно из этих цифр, высшим штабам так и не удалось создать на каком-либо из направлений решающего кулака, ограничившись лишь сосредоточением на направлении главного удара (группа Плешкова) массы тяжелой артиллерии. Второстепенный и ненужный для атаки участок, занимаемый группой Сирелиуса, оттянул на себя 65 тыс. чел., в то время как здесь достаточно было бы и одной бригады, ибо местность не позволяла сделать ничего больше, нежели огневая демонстрация. И такое распределение сил получилось, невзирая на то, что во 2-й армии, вместе с резервами главкозапа, фактически насчитывалось 13,5 корпусов, плюс 5 корпусов (20-й, 26-й, 38-й, 44-й армейские корпуса и 2-й Кавказский корпус) в соседней 10-й армии, которая также должна была участвовать в развитии прорыва неприятельской оборонительной полосы.
Усложнение управления войсками как раз накануне наступления (сверху вниз для дивизий: незнакомый и связанный еще одной армией командарм, начальник группы, свой собственный комкор) отнюдь не способствовало успеху решения поставленных перед войсками задач. Помимо самого ген. А.Ф. Рагозы (избравшего, кстати говоря, в качестве своего штаба местечко Будслав, что в 40 км от линии фронта; интересно, как генерал Рагоза намеревался руководить прорывом?), выходило, что один из командиров корпусов должен был руководить еще и группой (всех же групп — три единицы). И все это — в ударной армии, предназначенной для решительного пролома фронта противника. В 1915 г., когда русские оборонялись, отходя под ударами противника в глубь страны, практика временного соподчинения еще могла оправдывать себя, так как нехватка резервов и боеприпасов позволяла более вышестоящему начальнику маневрировать людьми и техникой между участками обороняемого фронта. Но теперь, когда надо было наступать крупными и превосходящими силами, такое положение являлось нетерпимым. Тем не менее А.Е. Эверт санкционировал подобную нелепицу, а штаб Ставки полностью положился на компетенцию штаба фронта.
Главкозап санкционировал потому, что это было привычно ему по личному опыту 1905 и 1915 гг. Только необходимо заметить, что как Мукден, так и сражения 1915 г. были оборонительными, а операция на озере Нарочь — наступательной. Для одного случая потребуется одно средство, для другого — иное. Вот этого не учел генерал Эверт. Блестящий противоположный пример — тактика прорыва австро-венгерской обороны в ходе Брусиловского прорыва, так как А.А. Брусилов учел, что прорыв громадными силами в одном месте, скорее всего, успеха не принесет, ибо и противник подтянет резервы. Брусилов был вынужден искать иное решение и нашел его. Эверт же после Нарочи так падет духом, что вообще откажется от поиска, будет тянуть с наступлением и в конечном итоге проведет его по показавшему свою несостоятельность шаблону, результатом чего станет поражение и безрезультатные потери.
Основные усилия намеченного прорыва возлагались на фланговые группы, в то время как центральная должна была сковывать противника по фронту. Резервы, подтянутые к флангам, должны были закрепить прорыв. Следовательно, как генерал Рагоза, так и штаб фронта еще больше затруднили самим себе управление войсками. Ведь более логично было бы передать всю ответственность в созданные армейские группы (три корпуса — это не менее чем армейская группа). Однако каждая группа была обязана отчитываться перед командармом–4, затевая никому не нужную переписку и ослабляя контроль за ходом собственно самой операции. А.А. Керсновский говорит, что в ходе наступления в штаб 2-й армии ежедневно поступало до 3 тыс. входящих телеграмм, сообщений и прочих документов. К чему все это было нужно, если ген. А.Ф. Рагоза мог бы перенести свой штаб в район удара и лично контролировать ситуацию в ударной группировке, не отсиживаясь в 40 километрах в тылу у телефона.
Не лучшим образом обстояло дело и с организацией артиллерийских средств. Управление артиллерией прорыва было возложено на ответственность начальников групп. Естественно, что все они каждый по-своему распорядились артиллерийскими средствами. В группе Плешкова были образованы дивизионные, корпусные и групповые артиллерийские группы. В группе Сирелиуса попыток централизации действий артиллерии вообще не было предпринято: оба вверенных Сирелиусу корпуса действовали на свой страх и риск. В группе Балуева все батареи объединялись под номинальным руководством инспектора артиллерии 35-го армейского корпуса. Однако вследствие того, что войска 35-го и 5-го корпусов наступали в разных направлениях, это объединение свелось к простой фикции.
Более того: даже и артиллерийские начальники не всегда оказывались на высоте своего положения. Так, на участке наступления частей 1-го Сибирского корпуса, который, собственно говоря, должен был наносить главный удар, половина артиллерии вообще не могла действовать. Причина тому — неправильная расстановка батарей на позициях: «При выполнении Нарочской операции 2-й армии в марте 1916 года в 1-м армейском корпусе расстановка артиллерии встретила большие затруднения вследствие лесисто-болотистой местности. Батареи пришлось ставить на случайных лесных полянках, устраивая для орудий помосты из бревен; наблюдательные пункты приходилось избирать на опушке леса, в линии нашего сторожевого охранения и непосредственной близости к противнику; окопов нельзя было возвести ни для артиллерии, ни для пехоты»
{226}. То есть артиллерия не только не могла маневрировать в бою, помогая огнем своей пехоте, но даже само ее развертывание столкнулось с объективными трудностями местности.
