Возможность маневрирования резервами позволила германскому командованию успешно отразить русские атаки на всех участках фронта, сведя первоначальные успехи русских, достигнутые большой кровью, на нет. Н.Е. Подорожный говорит: «В результате немцы маневрировали резервами как хотели. Они быстро раскусили буйволову тактику Плешкова и Балуева — бить строго в определенном месте — и подбрасывали резервы к этим местам; они также прекрасно уразумели намерение Сирелиуса твердо стоять на одном месте, и спокойно снимали свои войска с этого участка и посылали их на фронт Плешкова и Балуева». Чем дольше продолжалась операция, тем больше русское численное превосходство над противником теряло свое значение, столь могущественное на бумаге перед началом наступления. Таким образом, немцы умело применили метод преднамеренного оставления наиболее опасных участков первой оборонительной линии, отходя на вторую линию, откуда и следовали контрудары по занявшим первую полосу окопов обескровленным русским частям. Наступившая распутица мешала маневру русской артиллерии, оставляя войска без огневой поддержки. Тяжелые же батареи вообще не могли двинуться с места, оставаясь на своих заранее подготовленных позициях, занятых перед самым началом операции.
Качество подготовки русских пехотинцев к этому времени также еще не стояло на должной высоте: относительное восстановление кадров, погибших в 1915 г., произойдет только к началу летнего наступления. Войска еще многого не умели делать, только еще привыкая к позиционной борьбе. Нехватка опыта, присущая обескровленной армии, пополненной ранее вообще никогда не служившими в армии резервистами (новобранцы и ратники ополчения 2-го разряда), требовала тщательного обучения в тылу. За зиму дать этого еще, к сожалению, не успели. Отмечая недостатки в тактической подготовке пехоты и ее качество, Рагоза требовал искоренять присущие неопытным войскам «скверные привычки» неустанным трудом офицерского корпуса. Генерал заметил, что перед атакой не всегда даже высылаются разведчики для определения сделанных проходов в проволочных заграждениях, что при атаке не только передние, но и последующие цепи залегают. Причем солдаты, начиная бежать во весь рост со слишком далекого расстояния, останавливаются для стрельбы, «так как не хватает духа сойтись на штык»
{232}. Опять-таки, даже признавая справедливость мнения командарма–4, нельзя не спросить, почему сам генерал Рагоза не сумел должным образом подготовить прорыв неприятельских оборонительных линий артиллерийскими ударами?
Наиболее кровопролитным стал первый день операции, когда русские потеряли свыше 15 тыс. солдат и офицеров; в том числе группа Сирелиуса потеряла шестьдесят два (62!) человека. Сражение продолжалось до 17 марта. При этом командование так и не смогло организовать ни взаимодействие атакующих групп, ни совместное и одновременное введение в бой корпусных и армейских резервов. Впоследствии ген. В.Н. Клембовский, летом 1916 г. занимавший должность начальника штаба Юго-Западного фронта, считал, что именно фактор дробления войск на группы явился главной причиной провала Нарочской операции. В.Н. Клембовский писал: «Отметим лишь два крупных недочета, имеющих отношение к стратегии и притом повторявшихся чуть ли не в каждой нашей операции: 1) войска вводятся в бой по частям, соседи бездействуют; в результате последовательное поражение корпусов; 2) опаздывание резервов. К этому надо присоединить и слабое руководство действиями войск со стороны начальствующих лиц. Попытка Эверта добиться большего единства в действиях путем создания групп оказалась более вредной, чем полезной: во вновь сформированной группе высший начальник не знает подчиненных ему войск, а те не знают его. Кроме того, групповые начальники не имеют при себе соответствующих штабов и столь существенно важных в современных боях средств связи (телеграфа и телефонов)»
{233}.
Таким образом, успех Нарочского наступления был самым минимальным. Лишь корпуса группы П.С. Балуева смогли потеснить противника, выбив врага из Постав, но, ввиду неумения генерала Рагозы своевременно ввести в бой резервы, и здесь успехи также были сведены на нет. Части группы М.М. Плешкова, неоднократно занимавшие первую оборонительную линию германцев, быстро выбивались оттуда противником, так как артиллерия не спешила двигаться вслед за наступавшей пехотой, а потому в наиболее ответственный момент боя — при отражении неприятельского контрудара — русская пехота оказывалась лишенной артиллерийской поддержки. Даже немецкие авторы говорят, что недостаток артиллерии (прежде всего, вследствие неумения организовать взаимодействие родов войск при прорыве неприятельской укрепленной полосы) помешал русским добиться успеха. «Используя слабость артиллерии противника, немецкая 10-я армия успешно отразила отчаянный натиск массы русских войск. Из-за непроходимой грязи ранней весной царское командование в середине апреля (нового стиля. — Авт.) было вынуждено прекратить это с самого начала обреченное на неудачу наступление»
{234}.
Более того — высшие командиры вообще не имели никакого представления об организации взаимосвязи между пехотой и артиллерией. Неудивительно, что рода войск сражались как бы каждый сам по себе. На Западный фронт накануне операции был командирован представитель полевого генерал-инспектора артиллерии при штабе Верховного главнокомандующего, должность которого занимал бывший шеф Главного артиллерийского управления великий князь Сергей Михайлович. В своем отчете он указывал: «Неудачная атака объяснялась недостатком артиллерийской подготовки, но для высшего командования было, по-видимому, не ясно, в чем состоит задача такой подготовки. Ясно было только то, что артиллерия должна разбить проволочные заграждения и разрушить первую линию окопов противника. Но что такое тыл противника, который задавался для обстрела артиллерии, где он начинается и чем заключается, где его важнейшие места — все это не было выяснено. А потому такие задачи, которые ставились артиллерии, как: разрушить ночью многочисленные опорные пункты в тылу и по сторонам атакованного участка, и многие другие, им подобные — выполнить она не могла. Не могла также артиллерия разрушить леса, прикрывающие во многих местах с флангов оборонительную линию противника. Не могла артиллерия заставить молчать артиллерию противника, которую она не видела… Меньше всех были виноваты войска»
{235}.
После провала первой атаки 5–7 марта командующий армиями прорыва А.Ф. Рагоза запросил у штаба фронта разрешения перенести удар на участок группы Сирелиуса, который прежде считался неудобным для наступления. Кроме того, Рагоза просил немедленно ввести в дело резервы фронта — 15-й армейский и 3-й Кавказский корпуса. Разумеется, видя такое шатание мысли и намерений со стороны армейского командования, главнокомандующий армиями фронта А.Е. Эверт отказал. Здесь осторожность генерала Эверта, пожалуй, оказалась даже полезной. Во-первых, удар на узком участке четырех, а не двух корпусов только увеличил бы количество потерь, ибо усилить артиллерийскую поддержку все равно не было никакой возможности. Во-вторых, атака на заведомо неудобном участке фронта не могла дать успех и миллионной массе. Любое число атакующих расстреливалось бы неподавленными германскими пулеметами.
