За всеми этими размышлениями и изучением таинственных схем прошло немало времени, и, когда зазвонил телефон, Лев с удивлением обнаружил, что уже третий час дня.
— Лева, ты у себя сейчас? — подозрительно спокойным голосом осведомился Орлов.
— Да, я в кабинете.
— Очень хорошо. Зайди ко мне, пожалуйста, на минуту.
Демонстративное спокойствие, которое слышалось в тоне генерала, было хорошо знакомо Гурову. Это затишье перед бурей, после которого обычно следовал сокрушительный разнос.
— Значит, говоришь, нужно тебе допрос с Лиманским организовать, — нервно перекладывая на столе какие-то бумаги и не глядя на только что вошедшего подчиненного, проговорил Орлов. — Значит, говоришь, очень тебе это необходимо.
— Да, хотелось бы, — теряясь в догадках, что все это может означать, осторожно ответил Гуров.
— Тебе, значит, этого бы хотелось. Ладно. Постараюсь посодействовать. Только ты меня предупреди, пожалуйста, заранее. Введи, так сказать, в курс дела. Ты этот желаемый тобою допрос как проводить собираешься? Точно так же, как с Семеновым будешь орудовать? Или помягче обойдешься? Он все-таки поважнее чином будет, не такая мелкая сошка. А? Как планируешь поступить?
Лев во все глаза таращился на генерала, уже и не пытаясь понять, к чему тот клонит.
— Что смотришь?! — прогремел Орлов. — Непонятно? А мне тут объяснили доходчиво. И как ты арестованных запугиваешь, и как бонусы несуществующие сулишь за дачу «нужных» показаний. Все рассказали. В подробностях.
— Какие бонусы? — в недоумении пробормотал Гуров. — Какое запугивание? Бред какой-то…
— Бред?! Да нет, дорогой мой коллега, это не бред. Это вполне официальное заявление, которое наши товарищи из смежных подразделений имеют полное право, и даже обязанность, приобщить к материалам дела.
— Какое еще заявление?
— Какое? А вот какое! — Орлов швырнул ему сложенный вчетверо листок бумаги. — На, полюбуйся. И скажи спасибо Стеклову. Только благодаря ему эта бумажка ко мне попала, а не… куда следует. Не захотел он тебя вот так вот, с первого раза под монастырь подводить. С пониманием отнесся. А мог бы и… по-другому.
Гуров развернул листок и, с трудом разбирая неумелые каракули, попытался прочитать содержимое «официального заявления». Помучившись минут пять, он узнал, что подследственный Николай Семенов сообщал «товарищу следователю» о том, что вчера вечером его подверг несанкционированному допросу некий гражданин, который не представился ему и не сообщил ни своей должности, ни звания. Гражданин, то угрожая создать ему «новые проблемы», то предлагая какую-то помощь «для смягчения наказания», требовал от него, Николая Семенова, дать «нужные» показания в отношении незнакомых ему лиц. Но поскольку лица были ему совершенно незнакомы, то он, Николай Семенов, дать показания отказался. После чего вышепоименованный непредставившийся гражданин ушел ни с чем.
— Вот сволочь! — дочитав «документ», невольно воскликнул Лев.
— А, вот как! — тут же, будто только этого и ждал, подхватил Орлов. — Он, значит, сволочь? А ты, спрашивается, кто? А? Ответь! Или мне еще раз тебе повторить, что проведение допроса подозреваемого должно происходить с соблюдением установленных правил? Или снова сказать, что эти мальчишеские выходки ни к чему хорошему не приведут? Обрадовался, что до сих пор тебе все сходило с рук? А вот и не сошло! Вот и не выгорело! Получай теперь гостинец, радуйся!
— А как эта бумажка вообще у вас оказалась?
— Как? А вот так. Стеклов принес. Скажи спасибо, что мне, а… не другому кому. А то мог бы. Только он, похоже, не из таких, нормальный мужик. Сам мне сказал, что обращается неофициально и давать ход делу не хочет. Мало ли, мол, что при допросах случается. Не выдержишь, вспылишь. Если по каждому такому случаю скандал раздувать, так ни на что другое времени не останется.
— Понял. А что там с допросом? Раз уж этот Стеклов такой нормальный, может, вы ему и насчет Лиманского намекнули? Чтобы, как говорится, лишний раз не беспокоить.
— Ну, ты, Гуров, наглец! Я ему про одно толкую, а он все о своем. Ты заявление внимательно читал? Какой может быть еще допрос? Одного тебе не хватило? Хочешь, чтобы в отношении тебя, и правда, официальную проверку назначили?
— Послушайте, Петр Иванович, — раздраженно заговорил полковник, которому надоело слушать эти необоснованные претензии. — Вы что, серьезно думаете, что все так и было, как написано в этом дурацком заявлении? Что я, вместо того чтобы расследовать дело, только тем и занимаюсь, что под разными предлогами заставляю подследственных давать нужные мне показания? Вы действительно так думаете?
Расходившийся генерал какое-то время молчал, будто соображая, действительно ли он так думает или нет, потом проговорил:
— Что я думаю, Лева, в данном контексте не имеет значения. А важно то, что ты допустил ошибку, и из-за этой ошибки неприятности могут быть не только у тебя. Я считаю, что для переговоров относительно допроса Лиманского время сейчас очень неподходящее.
— Вот как. Что ж, хорошо. Я понял.
— Надеюсь на это.
Возвращаясь обратно в кабинет, Гуров испытывал те же чувства, какие испытывает охотник, получивший несомненное подтверждение, что напал на след.
Фокус с заявлением был явной и неприкрытой подтасовкой, которая лучше всяких словесных предупреждений давала понять, что не следует совать нос куда не надо.
Тем больше у полковника было поводов продолжить начатое.
«Это он, типа, сразу двух зайцев хотел убить, — с усмешкой думал он, открывая дверь кабинета. — С одной стороны, меня припугнуть, показать, что за чрезмерное любопытство можно и по шапке получить. А с другой — подольститься, добренького сыграть. Вот, мол, ты проштрафился, в лужу сел, ошибся, а я простил. Смотри не забудь. Хочет внушить, что я теперь вроде как бы обязан ему получаюсь. Дожидайся».
Маневр Стеклова четко и однозначно давал понять, что если здесь имеет место преступный сговор, он — один из его участников.
Поэтому, сев за стол, Лев снова раскрыл блокнот Тимашова и принялся досконально изучать схему, связанную с делом Семенова, в которую входило наибольшее количество известных ему фамилий.
Схема эта представляла собой как бы четырехуровневое построение.
На самом нижнем уровне стояли буквы «Лим», обведенные кружком. Возле этого кружка находился большой знак вопроса.
Чуть выше было сокращение «Сем», рядом с которым в скобках значилось «Прокуд». От него вела стрелочка вниз к Лиманскому. Со следующего уровня к сокращению «Сем» вели еще две стрелочки от «Ст» и «Кр», под которыми, вероятно, подразумевались Стеклов и пока неизвестный Гурову Крапивин. Причем возле стрелки, ведущей от Крапивина, стояла цифра 1, а возле ведущей от Стеклова — цифра 2.
На самом высшем, четвертом уровне, находилось сокращение «Андр». Со Стекловым и Крапивиным оно было соединено двойными стрелками, ведущими туда и обратно, а с Семеновым, находившимся на втором уровне, — одной длинной стрелкой, возле которой тоже стоял знак вопроса.
