— Ты сегодня в хорошем настроении? Голос звучит бодро. Значит ли это, что ты начинаешь привыкать ко мне?
— Тебе бы этого хотелось?
— Думаю, да. Прикольно было бы какое-то время пожить вот так, вдали от всех. Только ты и я. Как думаешь, у нас бы получилось?
То, что он сказал, напугало ее сильнее, чем его приступы ярости. «Господи, только бы он не решил поиграть в настоящую семью. Этого я точно не вынесу!» — мысленно взмолилась девушка и осторожно ответила:
— Возможно.
— Ты когда-нибудь была замужем? Наверняка была. Такая красотка надолго без мужика не останется. Возможно, ты и сейчас замужем. Так как, есть у тебя муж? — спросил он, и в его голосе она уловила какие-то новые, пугающие нотки.
«Давай закругляйся, — приказала она себе. — Иначе этот разговор добром не кончится. Ты уже знаешь, что ложь он чует за версту, а что бы ты сейчас ни ответила, все будет ложью. Не провоцируй его».
— Прошу, не будем об этом. Пусть прошлое остается в прошлом, — тщательно подбирая слова, сказала она. — Пожалуйста, дай мне воды.
— Хочешь уйти от разговора? Интересно, почему?
На мгновение в его взгляде появилось подозрение, но она продолжала смотреть на него честным взглядом, и он уступил. Протянул руку за бутылкой, отвинтил крышку, поднес горлышко к ее губам. Первых два глотка она сделала без усилий, по пересохшей глотке полился живительный поток влаги. Третий глоток оказался слишком велик, и она, поперхнувшись, закашлялась. Часть воды потекла по подбородку. Рука его дрогнула, и она сразу почувствовала, как изменилось его настроение. Проследив взглядом за струйкой воды, девушка мысленно застонала. Влага попала на грудь, и это привело его в состояние возбуждения. Он не отбросил бутылку. Теперь, когда они были вдали от людей, и от внешнего мира их отделяли пусть хлипкие, но все же стены, спешить ему было некуда. Он точно знал, что получит свое. Тогда, когда захочет, и так, как пожелает. Стараясь смириться с неизбежным, она закрыла глаза, мысленно повторяя как мантру: «Доживи до завтра, сделай все, чтобы дожить до завтра. Не раскисай. Не думай ни о чем. Завтра. Для тебя есть только завтра». Зацепившись за это слово, как за спасательный круг, она позволила ему повалить себя на землю. Пока суетливые руки возились с застежкой джинсов, пока жадные пальцы шарили по ее телу, она продолжала повторять. Завтра. Завтра. Завтра. Этот день должен наступить, несмотря ни на что.
Глава 7
— Товарищ полковник, не успеем мы к обеду, никак не успеем!
— А вы постарайтесь. Если помощь нужна, говорите, не стесняйтесь, но только отчет о вскрытии мне нужен не позднее двенадцати часов дня.
— Не все зависит от нашей расторопности. Тут ведь требуется полная эвисцерация, последующие лабораторные исследования, а при том состоянии трупа, в котором вы его доставили, это займет как минимум сутки. И это еще оптимистичный прогноз. Весь район работает только над вашим делом, а вы все недовольны.
Такой разговор состоялся между Гуровым и патологоанатомом из Серова. Именно ему накануне вечером эксперты передали обгоревший труп, найденный в тайге. И именно от него полковник Гуров требовал невозможного. Состоялся разговор в семь тридцать утра понедельника, когда рабочий день практически еще и не начался. Гуров понимал, что патологоанатом имеет право возмущаться, только выбора у него не было. Выяснить причины и время смерти, а также произвести по возможности идентификацию трупа нужно было как можно быстрее. Срок внеочередного отпуска подходил к концу, и это была далеко не единственная причина, заставляющая Гурова спешить.
В холодное помещение морга, где на столе под ослепительно яркими лампами лежало тело, обнаруженное в лесу, Гуров пришел не один. Крячко склонился над трупом, деловито его осматривая, и в разговоре участия не принимал. Ровно до той поры, пока слова патологоанатома не привлекли его внимание.
— Боюсь показаться невежественным, но все же. Вот это страшное слово «эвисцерация» что означает? — встав вполоборота к трупу, спросил он.
— Термин такой, — на автомате ответил патологоанатом. — Когда извлекают весь органокомплекс шеи, грудной и брюшной полостей.
— И вот это, то, что на отдельном поддоне, как раз и есть ваш органный комплекс?
— Органокомплекс, — поправил патологоанатом. — Органы, сохраняющие между собой естественные отношения.
— Какой ужас! Органы — и вдруг взаимоотношения, — поморщился Крячко. — Я впервые за долгую карьеру следователя по особо важным делам услышал это слово, а уж его определение и подавно.
— Тогда могу порадовать вас другими специфическими словечками, — с интересом посмотрел на него патологоанатом. — Например, рассказать о разрезах, идущих по длиннику к воротам, с использованием ампутационного и мозгового ножа, — с вызовом произнес он. Было видно, что слова Крячко его неприятно покоробили.
Чтобы избежать конфликта, Гуров поспешил вмешаться:
— Стас, сходи узнай, как обстоят дела в лаборатории. Проверь, доставили ли образцы для сравнения из дома Сагирова. Если нет — поторопи участкового, если да — объясни лаборантам ситуацию и попроси поспешить.
— Результатов там нет и пока быть не может, — сообщил патологоанатом. — То, что они получили особое распоряжение, еще не значит, что исследование, на проведение которого требуется два часа, вдруг завершится за двадцать минут.
— Все равно сходи, Стас. Чудеса случаются, — повторил Гуров.
— Не нужно его выставлять, я уже в норме, — правильно понял его патологоанатом. — Задавайте уж свои вопросы. Учтите, через десять минут я продолжу работу и буду делать ее столько, сколько понадобится.
— Годится, — согласился Лев. — Итак, с полом определились?
— Мужчина, сорока — сорока пяти лет. Рост выше среднего, прижизненный цвет глаз определим позже. Прижизненный цвет волос — предположительно темный шатен. Род занятий определить не удалось, так как эпителий на руках и ногах уничтожен полностью.
— А обувь? Разве она не должна была защитить кожу, хотя бы частично? — спросил Крячко.
— Значит, на самом деле вы не так мало знаете про трупы, — хмыкнул патологоанатом. — Увы, обуви на ногах не было. Сохранившиеся части одежды малоинформативны, впрочем, как и кожные покровы. При такой площади ожогов невооруженным глазом ни гематом, ни порезов, ни колотых ран не рассмотреть. Придется изучать глубокие слои мышечной ткани.
— Долгая работенка, — искренне посочувствовал Стас. — И пока вы ее не проведете, сказать, отчего он умер, не сможете?
— Полагаю, ваш главный интерес состоит в том, умер ли он до того, как его облили горючим раствором и превратили в головешку? — уточнил патологоанатом.
— Это-то мы как раз знаем, — поспешно проговорил Крячко. — Подожгли его после смерти. Иначе он не лежал бы так смирно в том овражке, дожидаясь окончания кремации, а носился бы по лесу, простите за каламбур, как угорелый.
