— Это только я там среди них как «белая ворона». Все время бобылем, — продолжал между тем Берестов. — Супруга у меня дама положительная, «сборища» наши посещать не любит. Вот и приходится только любоваться на чужое счастье да облизываться.
«А, так у нас еще и супруга? «Законная» жена, «штатная» любовница, да еще, помимо этого, разные «внеочередные» случаи. Да, Мила, тебя можно понять».
— Что произошло после того, как вы обнаружили тело? — спросил Лев.
— А что тут еще могло произойти? Все главное на тот момент уже случилось. Разумеется, сразу же вызвали полицию, ну и… собственно, и все. Что мы могли еще сделать?
— Вызывали полицию лично вы?
— Нет. Звонил Вадим. Это наш…
В этот момент открылась дверь, и в кабинет вошел среднего роста молодой мужчина, одетый в серые джинсы, травянисто-зеленую рубашку и коричневый жилет из замши.
— Виталя, ты… — начал он, но тут же осекся, холодно и настороженно глянув на Гурова. — А, ты не один. Ладно, я попозже зайду.
— Нет, нет, Вадик, пожалуйста, проходи, — поспешно стал приглашать Берестов. — Ты очень кстати. Мы тут как раз… Познакомьтесь, это Вадим Голубков — театральный гений и наш ведущий режиссер.
— Не льсти, всем давно известно, кто ведущий, — скромно улыбнулся «театральный гений».
— Да, конечно. Хлебом не корми, только дай построить из себя скромника. Постановки Вадима — самое кассовое, что есть на сегодняшний день в нашем репертуаре, так что не слушайте его отговорки. Я знаю, что говорю, готов подписаться под каждым словом. Впрочем, вас, конечно, интересует не это. Вадим, это по поводу Руслана. Полиция, как видишь, проявила оперативность, и начато расследование. Мы сейчас как раз говорили о том, кто вызвал опергруппу на происшествие. Ведь это ты позвонил, если я не ошибаюсь?
— Да, я. — Теперь Голубков смотрел на Гурова внимательно и как бы изучающе. — Это почему-то было первым, что пришло мне в голову. Все сосредоточились на эмоциях, Виталя матерился, уж извините за интимную подробность, Линда ревела, как белуга, а я… я почему-то сразу подумал про полицию. Наверное, детективов насмотрелся.
— И хорошо, что подумал, — активно поддержал его Берестов. — А то мы бы там, наверное, и до утра вокруг бегали, за голову держась. Завидую людям, которые в любой ситуации не теряют присутствия духа.
— Я, наверное, все-таки пойду, — вновь решил проявить деликатность Голубков. — Вы тут разговаривали, а я ворвался…
— Да чего ты там ворвался, — запротестовал Берестов. — Наоборот, это очень кстати. Ведь ты тоже был вчера с нами. Можешь добавить что-нибудь, уточнить. Я, честно говоря, и не запоминал особенно, что там происходило. Когда Руслан вышел, когда зашел, кто его знает.
— Да, Вадим, с вами мне тоже нужно будет поговорить, — подтвердил Гуров. — Я опрашиваю всех, кто вчера ужинал в «Ковчеге». Но… наверное, нам лучше будет пообщаться тет-а-тет. Где вас можно найти?
— Через пять минут у меня начинается репетиция, я — на сцене или в зрительном зале. Думаю, не потеряюсь, — изобразил любезную улыбку Голубков и вышел из кабинета.
— Гений, настоящий гений! — восторженно проговорил Берестов, когда за Голубковым закрылась дверь. — И как всегда — масса завистников. Вы не представляете, как сейчас тяжело настоящему таланту. Столько всяких слов говорится о свободе и демократии, а на деле все выливается в придирки и преследования, чуть ли не в травлю.
— Доброжелательные коллеги не дремлют? — понимающе улыбнулся Лев.
— Ах, если бы только коллеги! — патетически завел глаза Берестов. — Ведь юридически мы — государственное учреждение, и хотя особых выгод такое «завидное» положение нам не приносит, зато проблем из-за этого — хоть отбавляй. Каждый незначительный чиновник, любой мелкотравчатый крючкотвор считает себя вправе учить и определять, каким должен быть репертуар. Назначают какие-то непонятные комиссии, собирают заседания… черт знает что. Какое им дело, в конце концов! Художник должен творить, в этом его жизнь, смысл существования. А они… Впрочем, вам все это, наверное, неинтересно. Простите, что отвлекся, просто наболело. Так на чем мы остановились?
— На том, что вы вызвали полицию.
— Ах, да. Действительно. Но это, собственно, и все. Полицейские осмотрели место происшествия, провели все процедуры, которые там у вас полагаются, вызывали врачей, они зафиксировали факт смерти. Мы в это время уже вернулись в ресторан, я попытался успокоить женщин. Бедная Линда! Она просто потеряла рассудок. Они хотели поговорить с ней, но не было никакой возможности. Да и поздно было уже. Второй час ночи, какие уж тут разговоры. Все стали расходиться, я отправил Линду с… с одной девушкой. Катей. Они немного знакомы, и я попросил, чтобы до утра она за ней присмотрела. Мало ли что может прийти в голову в таком состоянии. Вот, собственно, и все. Не знаю, что еще смогу рассказать.
— Спасибо, этого вполне достаточно, — вежливо ответил Гуров. — У меня сложилась вполне ясная картина происшедшего. Не буду больше вас беспокоить.
— Что ж, рад был помочь. Если будут еще какие-то вопросы — обращайтесь. По мере сил всегда отвечу.
— Спасибо. Не подскажете, как мне удобнее пройти на сцену?
Берестов объяснил, и, попрощавшись с ним, полковник покинул кабинет худрука.
Анализируя в уме только что закончившуюся беседу, он пришел к выводу, что Берестова в список подозреваемых включит в последнюю очередь. Чем мог насолить ему Бойцов? Скорее, наоборот, выстилался перед новым худруком, как мог, пылинки сдувал. Ведь именно от него зависело и собственное благополучие, и «привилегированное» положение в театре, какое раньше ему и не снилось.
Если бы Берестов имел к Бойцову какую-то претензию, для ее устранения, скорее всего, хватило бы пары слов. В крайнем случае, он мог бы его просто уволить. Но убивать… зачем?
Для Берестова Бойцов — мелкая сошка, и он, конечно же, не стал бы «пачкаться». На его уровне есть и другие способы «приведения к знаменателю», ничуть не менее действенные и гораздо более безопасные.
«Такой способ — убийство исподтишка, да еще и с маскировкой под ограбление — выбирает тот, кто слабее жертвы и не может справится с ней, так сказать, «легальными» методами. К тому же эта самая маскировка указывает и на страх. Заказчик, если он есть в этом деле, видимо, боится малейшего подозрения в отношении себя. А это может говорить только об одном — у него имеется железобетонный, для всех очевидный мотив. И как только появится хоть призрачный полунамек на его персону, деваться уже будет некуда. Он будет раскрыт. Нет, будем считать, что Берестов пока «в запасе», — размышлял Лев, подходя к высоким дверям в зрительный зал. — Посмотрим, что скажут другие».
Открыв дверь, он обнаружил столько «других», что сразу понял — недели не хватит, чтобы опросить их всех.
Сцена была заполнена людьми, да и в зрительном зале было тесновато. Правда, кресла были пусты, но на небольшом пространстве просцениума собралась целая толпа.
