Лана ласково обняла дрожащую от холода девочку и отбросила с ее лица мокрую прядь:
– Не бойся, маленькая, все уже позади.
– С-спасибо, – прошептала Фиона, крепко прижимаясь к своей спасительнице.
– Бедняжка, как же ты, наверное, перепугалась! – Чтобы хоть немного ее согреть, Лана потерла рукой спину девочки. – Кажется, и тебе, и мне следует как можно скорее переодеться во что-нибудь сухое. Как ты думаешь? – улыбнувшись, проговорила она. – А для этого нам надо побыстрее попасть в замок.
Фиона закивала в знак согласия, потом задумчиво спросила:
– Мальчишки очень нехорошие. Почему они такие плохие?
– Ты ошибаешься, они совсем не плохие. Они так ведут себя, потому что боятся. Им просто страшно, понимаешь?
– А почему им страшно? – удивилась Фиона.
– Ну их страшит одиночество, они боятся будущего, так как неизвестно, что их там ждет. Да мало ли чего. Люди так устроены. Все мы чего-нибудь боимся.
Фиона робко улыбнулась, чем растрогала Лану до глубины души, а затем простодушно спросила:
– А ты чего боишься?
Лана невесело рассмеялась:
– Всего.
Хотя бы купания в холодном озере. Но напоминать маленькой девочке о только что пережитом ею ужасе не хотелось.
– И я, – вздохнула Фиона.
– А раз ты боишься всего, значит, тебе не бывает по-настоящему страшно. Понимаешь?
В широко раскрытых глазах девочки застыло недоумение, затем в них что-то промелькнуло, и она согласно закивала головой.
Дойдя до замка, Лана сразу направилась на кухню, где можно было обогреться и чем-нибудь подкрепиться. Уставшие, замерзшие, проголодавшиеся, они с Фионой набросились на остывшие лепешки, запивая их горячим чаем. Оставив уже согревшуюся и наевшуюся Фиону на попечении сердобольной Мораг, которая кудахтала над бедной девочкой, как наседка над цыпленком, Лана поднялась к себе, чтобы переодеться.
Едва она подошла к лестнице, как откуда-то сбоку вышла Ханна, целиком погруженная в свои мысли, причем явно невеселые. Она была чем-то очень взволнована и поэтому не сразу заметила Лану. Едва не столкнувшись с сестрой, она остановилась, еще не очнувшись от глубокой задумчивости.
– А, это ты, Лана. – Ханна, наконец, узнала сестру и тут же страшно удивилась, увидев ее насквозь мокрое платье. – Что случилось?
– Ничего особенного. Немного прогулялась… – Лана запнулась, отряхнула юбку и продолжила: – …по пояс в воде в озере.
– Боже, с тобой все в порядке? – Ханна знала, как сильно Лана боится воды и почему.
– Со мной все в порядке, но мне хотелось бы, чтобы Даннет как следует поговорил с Джоном Робином. Он пытался утопить Фиону. Глупая и жестокая выходка.
– Ах он стервец!
– Тут необходима жесткая рука.
– Чтобы хорошенько его выпороть.
Лана прыснула со смеху.
– Я передам Даннету, рука у него тяжелая, как раз то, что надо. – И Ханна опять нахмурилась. Ее явно что-то беспокоило, только слепой мог не заметить ее озабоченности.
Как Ханна ни пыталась пересилить себя, внутренняя тревога сводила на нет все ее притворство. Лана осторожно взяла ее под руку и повела к себе в спальню.
– Ты мне скажешь, что тебя тревожит? – немного помолчав, спросила она.
– С чего ты взяла? – в явном замешательстве отозвалась Ханна.
Лана состроила насмешливую гримасу, как бы давая сестре понять, что хитрить с ней бесполезно. Пускай еще раз убедится в ее проницательности. Уж кому-кому, а Ханне следовало знать, что от нее ничего нельзя утаить.
– Хорошо, – тяжело вздохнула Ханна и, тряхнув головой, продолжила: – Даннет разговаривал с герцогом Кейтнессом.
У Ланы сразу стало тяжело на сердце. Она никогда не видела герцога, но, судя по слухам, их могущественный господин скорее был самодовольным, эгоистичным хлыщом, чем настоящим вождем клана, для которого интересы клана важнее любых светских развлечений. Герцог предпочитал Лондон Шотландии, а праздную жизнь светского мотылька – нелегким заботам правителя. О нем шла дурная слава, но если у жителей Кейтнесса и оставались какие-то надежды, то по возвращении герцога домой они очень быстро улетучились. Увы, его намерения нисколько не шли вразрез с их дурным мнением о нем, а напротив, лишь подтверждали их самые мрачные опасения. В прошлом месяце Даннет ездил к герцогу в замок Акерджил, и от поездки у него осталось неприятное впечатление. Герцог то ли предложил, то ли повелел освободить землю от арендаторов – для того, чтобы заняться разведением овец. Даннет пришел от услышанного в ужас. Тысячи согнанных с земли людей в один миг превращались в обездоленных бедняков. Скорее всего, многие из них умрут от голода и лишений. На юге уже имело место подобное нововведение, несчастная мать Фионы стала одной из его жертв.
Похожие, бесчеловечные по своей сути планы герцога Кейтнесса вызывали страх.
Разумеется, Даннет наотрез отказался.
Никто из лэрдов, у которых сохранилась совесть, добровольно не согласился бы на подобный шаг.
Однако все остальные предпочитали немного подождать и посмотреть, как отреагирует герцог на сопротивление Даннета. Судя по выражению лица Ханны, решение, принятое герцогом, не предвещало ничего хорошего.
– Что хочет герцог? – осторожно поинтересовалась Лана.
Лицо Ханны стало совсем мрачным, и Лана насторожилась еще сильнее.
– Он едет, – прошептала Ханна. – Едет к нам.
Застыв от мрачного предчувствия, Лана молча смотрела на сестру. Она уже знала, чем им всем грозит приезд герцога.
С его появлением наступал конец их спокойной тихой жизни. Что могло принести им прибытие герцога? Одни лишь страдания и несчастье, больше ничего.
Глава 3
Лахлан пришпорил своего скакуна, и тот понесся стрелой. Сзади раздался сердитый крик Дугала, который просил убавить скорость, но Лахлан не обратил на него никакого внимания. В ответ на предложение Лахлана выйти из кареты и проехаться верхом кузен, который отнюдь не был любителем верховой езды, страдальчески сморщился, но все же согласился. Дугал трясся в седле, словно мешок с картошкой. Судя по всему, к концу пути он должен был крепко отбить себе зад. Скорее всего, сидя вечером за столом, ему придется морщиться от боли.
От этой мысли, хотя в ней не было никакого злорадства, Лахлан повеселел и широко улыбнулся. Его охватило давно забытое чувство беспричинной радости, он буквально упивался им.
Внизу мелькала земля, ветер свистел в ушах, сердце билось в унисон со стуком копыт, скорость и ощущение полета опьяняли. Невыразимо прекрасное ощущение свободы переполняло сердце и душу.
День как будто нарочно был создан для езды верхом. Стояла чудесная солнечная погода, дул слабый ветерок, приносивший с собой запах моря, он приятно охлаждал лицо и ерошил волосы на голове. Высоко в прозрачной синеве неба, оглашая окрестности резкими заунывными криками, парили две-три пустельги. Иногда Лахлан запрокидывал голову и с завистью смотрел на птиц. Как ему хотелось посмотреть на мир с высоты птичьего полета! Свободно парить, не думая ни о чем, не будучи обремененным земными заботами!..
