– Сейчас сами все поймете, когда увидите.
Заинтригованный Лахлан послушно шел рядом.
Внутри конюшни было сумрачно и прохладно. После яркого солнечного света ему было сложно что-либо здесь разглядеть, но как только глаза привыкли к сумраку, Лахлан застыл в изумлении. Перед ним стоял великолепный жеребец.
Настоящий красавец! Лахлан не удержался и ласково похлопал его по морде.
– Какой прекрасный экземпляр! – пробормотал он.
– Да, это правда. У Александра есть несколько превосходных лошадей.
– Арабских кровей?
– Да, и несколько полукровок. У нас, в горах Шотландии, лошади должны быть не только быстрыми, но и выносливыми. Как вы уже, наверное, догадались, Александр занимается разведением лошадей.
Лахлану вдруг стало ужасно досадно. Сколько же общего между ним и Даннетом, а они никак не могут прийти к согласию! Если бы все складывалось иначе, они могли бы стать друзьями, но жизнь почему-то их разводила.
– Надо бы поговорить с ним об этом.
– Почему бы и нет? Поговорите. – Взяв его за руку, леди Даннет увлекла Лахлана за собой дальше, в глубь конюшни. Несколько раз ему хотелось остановиться, чтобы полюбоваться на великолепных коней, но леди Даннет не позволяла ему задержаться ни на секунду. Дойдя до самого конца, она распахнула дверь крайнего денника: – Нам сюда.
Лахлан вошел и обмер.
Сначала он просто не поверил своим глазам. Там на охапке соломы спала та самая девушка из его сновидений. Его ангел-хранитель.
Живая, во плоти.
Глава 4
Он был поражен. Видение стало реальностью.
Она была тут, рядом с ним.
И казалась еще красивее. Тонкие, одухотворенные черты лица, гладкая белая кожа, стройная, полная милого изящества фигура. Он помнил все ее изгибы и волнующие формы.
– А-а… кто это? – чуть слышно промолвил Лахлан, боясь спугнуть спящую красавицу.
– Хм, – хмыкнула леди Даннет, – это моя сестра Лана. Она, видимо, опять всю ночь ухаживала за больными собаками.
Собаки? При чем здесь собаки? Совершенно сбитый с толку Лахлан внимательнее вгляделся в сумрак денника и только тогда увидел возле девушки двух перевязанных собак.
– Бедняги. Что же с ними произошло?
– Всему виной Олриг. Вон та, что сбоку, – это сучка. Ее самым жестоким образом хлестал кнутом Олриг. Когда Александр попробовал его остановить, взбешенный Олриг замахнулся хлыстом на него, и тогда Бруид кинулся на Олрига. Но Олриг успел ударить его ножом. К счастью, удар оказался не смертельным. Обе собаки, похоже, выживут.
Лахлан сердито сдвинул брови:
– Олриг бил собак?
Он не любил хозяев, которые издевались над своими домашними животными.
– Он избил до полусмерти только одну. Но разве от этого легче?
Лахлан опустился на колени, чтобы посмотреть на раненых животных. На самом деле его интересовали не столько раны собак, сколько спящая девушка.
Только она.
Он все никак не мог поверить в то, что случилось. Он боялся, что просто грезит наяву.
Не была ли она плодом его больного воображения? Она приходила к нему во сне… А теперь пришла наяву?
Но в этот миг девушка вздохнула, пошевелилась и открыла глаза. Еще не успев в них заглянуть, он уже твердо знал, что они синего цвета. Он не ошибся. Ее глаза сверкнули блестящей синевой.
– Добрый день.
По его спине побежали мурашки. Тот самый голос. Он узнал бы его из тысячи других. От его нежного звучания у него в душе запели скрипки.
– Добрый день, – машинально ответил Лахлан.
Но тут все очарование их первой встречи нарушила леди Даннет:
– Лана, милая моя, неужели ты спала здесь всю ночь?
– А, здравствуй, Ханна. Я спросонок тебя не сразу заметила.
Баронесса сердито застучала кончиком туфли:
– Не представляю, как можно здесь спать! Прямо на сене?
Лана погладила лежавшую рядом с ней собаку:
– Ночью они спят совсем плохо. Почти все время тихонько скулят от боли.
– За ними есть кому ухаживать. Ты хоть представляешь, который сейчас час? Уже давно миновал полдень.
– Не может быть! – Широко раскрытые от изумления глаза чем-то напоминали голубые крылья чудесной бабочки.
– Еще как может, – фыркнула Ханна и сразу с тревогой спросила: – Ты, конечно, сегодня ничего не ела?
– Нет, не ела.
– Ну-ка, живо вставай и марш на кухню. – Ханна подхватила ее под руку, помогая подняться.
Лахлан нахмурился. Ну почему его так быстро лишают ее общества? Ему так хотелось, чтобы она задержалась, ну еще хотя бы на несколько минут. Хотя бы еще чуть-чуть насладиться разговором с ней. Переполнявшая его радость искала и не находила выхода.
– Леди Даннет, вы нас не познакомите? – Лахлан вовремя сообразил, что делать.
Ханна глубоко вздохнула, словно удивляясь, к чему это.
– Ваша светлость, позвольте представить вас… Лане Даунрей. Лана, это его светлость, герцог Кейтнесс.
Она окинула его удивленным и насмешливым взглядом и еле заметно улыбнулась. Ее явно что-то рассмешило. Но в его особе не было ничего смешного и быть не могло. Так почему же она улыбнулась, очаровательно наморщив свой нос?
Лана перевела взгляд на сестру:
– Он герцог?
Черт, какие могли быть в этом сомнения?! Ее вопросительно-насмешливый тон сбил Лахлана с толку. Хм, можно было подумать, ей есть с кем сравнивать! Он ведь выглядел как самый настоящий герцог. Он столько лет работал над своим имиджем и уже твердо полагал, что вошел в образ. Лахлан торопливо одернул жилет, самый что ни на есть… герцогский, затем, насколько было возможно, вытянулся вверх и расправил плечи. Он с явным удовольствием отметил, что ее одобрительный взгляд уперся в его грудь.
– Да, герцог. А что, не похож?
– Простите, ваша светлость. – Лана присела в вежливом поклоне.
– Леди Лана. – Он, снова обретая прежнюю самоуверенность, столь же вежливо поцеловал ей руку.
Леди Даннет упорно тащила сестру в замок.
– Пойдем, пойдем, – торопила она Лану.
– А как же собаки?
– Ой, что может с ними случиться?! Ладно, оставь их на попечении Нерида, и пошли.
Лана в раздумье выпятила губы, поглядывая на свернувшегося калачиком между собаками кота. Лахлану эта сцена показалась весьма странной, но понять, что именно его смутило, он не мог, так как был слишком сильно очарован девушкой.
– Хорошо, пусть Нерид остается вместо меня. Похоже, ему здесь нравится. Ты права, под его присмотром они будут в полной безопасности. Я только шепну им, чтобы они не боялись того страшного человека. Он здесь никогда не объявится.
