Это казалось несправедливым. Если бы они встретились раньше, то, возможно, его жизнь сложилась бы иначе. Ему понравилась мысль об их общем будущем.
Ночь. Свидание. Поцелуй. А дальше…
Черт, что за нелепые фантазии?!
Выбросив глупости из головы, Лахлан сосредоточился на том, что сейчас его волновало больше всего. Лана говорила, что знакома с его умершей матерью.
Раньше он счел бы ее помешанной, ненормальной, той, самым подходящим местом для кого является больница для душевнобольных. Но теперь, после того как его самого стали мучить ночные кошмары, Лахлан не знал, как быть.
Ему хотелось о многом расспросить мать, прошлое хранило тайны, которые всю жизнь не давали ему покоя. Мысль, что наконец-то он сможет все узнать, взволновала Лахлана. Помимо того, Лана Даунрей могла ему помочь разобраться и в другом не менее важном деле, раз уж она была способна общаться с духами, а в это Лахлан уже как-то незаметно для себя поверил. Как знать, возможно, она сумеет поговорить с теми привидениями, которые навещают его почти каждую ночь? И, что еще более важно, не удастся ли ей отогнать их прочь?
Как было бы хорошо немного передохнуть от кошмаров и насладиться душевным спокойствием хотя бы теперь, незадолго до предсказанной кончины…
Руководствуясь своими соображениями, Лахлан решил остаться в библиотеке. Не обращая внимания на ее недовольный вид, он вежливо поклонился и поздоровался:
– Мисс Даунрей.
– Ваша светлость.
Ее синие глаза потемнели, брови сдвинулись, по всему было видно, что она совсем не рада его вторжению. Однако Лахлан сделал вид, что ничего не замечает.
Лана опять принялась за чтение. Она не скрывала своей неприязни, и это больно задело Лахлана.
Ему совершенно ясно и абсолютно невежливо дали понять, что он здесь лишний. Следовало бы уйти, но Лахлан не мог так просто уступить. Во-первых, ему было интересно узнать, кто она на самом деле, несчастная сумасшедшая или наделенная удивительными способностями провидица. Во-вторых, к его удивлению, рядом с ней ему было так хорошо, так покойно, что никуда не хотелось уходить.
С делано равнодушным видом он сел в кресло неподалеку от нее. Она притворилась, что ей тоже как бы все равно. Однако и по ее лицу, и по тому, как бегали ее глаза по странице книги, было заметно, что его присутствие ее раздражает.
А ему было невыразимо приятно сидеть в тихой библиотеке и просто смотреть на ее милое, нежное лицо. И даже немного забавно было наблюдать за тем, как она тщетно пытается притвориться, что увлечена чтением. Ее непосредственность, искренность и свежесть чувств, а также полное отсутствие жеманства – все вместе взятое очень ему импонировало.
Она нисколько не походила на тихую, робкую мышку, каких было немало в Лондоне, напротив, в ней чувствовались твердость и сила воли, она могла быть яростной, смелой, готовой в любую минуту прийти на помощь своему избраннику. Английские леди не имели ни капли подобной смелости. Возможно, поэтому он так и не женился в Лондоне, а может быть, он действительно в глубине души был шотландцем…
– Ваша светлость, – прервал его размышления голос девушки.
Оставив чтение, она смотрела ему прямо в лицо, и это было чрезвычайно приятно.
– Да? – Голос Лахлана звучал по-светски учтиво и любезно, как это было принято в лондонских гостиных.
Однако его вежливый тон не понравился девушке. Она наморщила нос и довольно резко спросила:
– Вы что-нибудь хотите?
Да, он хотел. И не что-нибудь, а очень многого, и это уже не были ответы на вопросы, которые он только что собирался задать по поводу его матери.
Ему хотелось поцеловать ее в очаровательно вздернутый нос – это было бы восхитительно. А затем целовать ее дальше…
– Вы уставились на меня и довольно долго смотрите, не отводя глаз.
– Не отводя глаз? Прошу извинить меня. – Но в его голосе не было слышно никакого раскаяния.
– Хорошо. – Лана нахмурилась. – Тем не менее мне это очень мешает. Может, вы все-таки что-то хотите?
– А-а, да. Вы угадали.
Она удивленно выгнула бровь и замерла в ожидании, но Лахлан явно не торопился.
– Что именно? – резко бросила она.
Он открыл было рот и, сам не зная отчего, растерялся. Настал удобный момент, от него ждали объяснений, а он, к собственному удивлению, не мог никак собраться с мыслями. Возможно, его растерянность была вызвана серьезными опасениями услышать нечто такое, что ему могло не понравиться. Он не был трусом, но при мысли, что сейчас она скажет ему нелицеприятную правду, его взяла оторопь.
«Неужели она, то есть моя мать, покончила с собой, нисколько не думая обо мне? Неужели она меня не любила? Неужели она не хотела иметь детей?»
Решив немного потянуть время, то ли от малодушия, то ли от растерянности, он кашлянул и одернул вниз жилет.
– Прежде всего мне хотелось бы принести извинения за Дугала.
Лана покраснела от раздражения:
– Какой еще Дугал?
– Мой слуга. Он был с вами крайне невежлив.
– И это еще мягко сказано. – Ее пальцы сжали кинжал.
– Хочу вас заверить, я огорчен не меньше, чем вы.
По его лицу пробежала тень неудовольствия. Его действительно крайне разозлило поведение кузена, и эту злость он с трудом сдерживал. Лана внимательно посмотрела ему в лицо, и ее глаза слегка раскрылись – не от удивления ли?!
– Я посоветовала ему держаться от меня подальше.
– Очень хорошо вас понимаю. Если у вас возникнут осложнения, без колебаний обращайтесь ко мне.
В этот миг Лахлану больше всего на свете хотелось быть ее единственным защитником, к помощи которого она бы обращалась в случае опасности или какой-нибудь необходимости. Быть мужчиной, который оберегал бы ее…
Но тут ход его приятных мыслей прервал ее смех. Она звонко смеялась, что было очень обидно.
– Мисс Даунрей? – Он вопросительно посмотрел на нее.
– Если у меня возникнут осложнения, на которые вы намекаете, то я обязательно обращусь к вам…
Лахлан обрадовался и уже открыл было рот, чтобы поблагодарить, как она продолжила:
– …с вопросом, как вы собираетесь хоронить его тело.
О черт! Лахлан с открытым от удивления ртом смотрел на эту изящную хрупкую крошку с такими грациозными плавными движениями, в душе которой было столько ярости и жестокости.
– Хоронить… его тело? – пробормотал он.
– Но ведь он ваш кузен, не так ли?
– Да, верно.
– Как это ни печально, но тогда именно вам придется заняться его похоронами. – Глядя на его лицо, на котором сменяли друг друга недоверчивость и неуверенность, она решительно произнесла: – Кроме вас, некому.
