– Но я ведь уже не надеваю галстук.
– Я заметила. Тебе очень идет шотландский наряд.
– Спасибо, очень приятно это слышать.
– Нет, вот так «оч-чень».
– Не понял?
– Не мягко, а тверже «оч-чень». Если ты одеваешься как шотландец, то и разговаривать должен, как настоящий шотландец.
– А, вспомнил! Ты же обещала меня подучить!
– Да, – улыбнулась Лана. Ее глаза весело заблестели. – Давай поупражняемся. Скажи что-нибудь.
– Что сказать?
– Да что угодно.
– Что угодно? Не знаю…
Лана вытянула губы чуть вперед и твердо произнесла:
– Н-не так.
– Что не так? – рассмеялся Лахлан, ее артикуляция показалась ему смешной.
– Шотландцы говорят тверже, гортаннее «н-н-нет».
– Примерно так ржут лошади, – съязвил Лахлан.
– Не остри. – Лана шлепнула его по руке. – Будь внимательнее.
– Я весь внимание. – Он не обманывал. Он не сводил взгляда с ее губ, с ее восхитительных губ.
– Не черт, а чоррт.
– Ха, ты пахоже р-ругаешься. – Лахлан сам удивился тому, как ловко он ее передразнил и как это было похоже на шотландский говор – броуг.
Лана смотрела на него с явным удовольствием:
– Отлично, то, что н-надо.
Боже, да он был готов говорить на этом ужасном языке хоть всю жизнь, лишь бы она все время была рядом с ним! Рядом с ней ему хотелось быть бравым шотландцем, свирепым воином, совершать подвиги, побеждая всех и вся. Лишь бы видеть, как она слегка краснеет от радости, или как прикусывает нижнюю губу, или как дрожат ее длинные ресницы.
Они продолжали болтать наедине – посреди поляны, полной детей. Когда ребятня, наигравшись, вернулась к ним, чтобы перекусить, черноглазая серьезная девочка по имени Фиона снова примостилась возле него. Лахлан этому про себя обрадовался. Он терпеливо выслушивал ее лепет, Фиона, как и он, тоже училась говорить и многие слова выговаривала медленно и даже с ошибками.
Пикник удался на славу. Лана осталась очень довольна, и прекрасной погодой, и тем, как вел себя Лахлан. Он оказался не только прилежным учеником. К своему немалому удивлению и радости, она обнаружила, что он добр и заботлив, что он любит детей. В нем явно погибал хороший отец.
Пикник был своего рода разведкой перед предстоящей тяжелой битвой против его проклятия, хотя в своей победе она не сомневалась.
Ночью, когда весь замок спал, Лана, выражаясь по-военному, предприняла вылазку под покровом темноты. Про себя она все хитрые маневры называла военными действиями. Она сражалась за право обладать Лахланом, она хотела его соблазнить, несмотря на его отчаянное сопротивление. В ее представлении это была настоящая война: с нападениями, отступлениями, заманиванием в ловушку и прочими уловками.
Итак, надо было сперва установить, где находится противник. Но противника на поле битвы как раз не было видно. Сердце у Ланы сжалось. Да, днем они не договаривались о ночном свидании, но перестрелка взглядами и поглаживание под столом за ужином ее ноги невольно наводили на мысль о неизбежной ночной встрече.
Лана уже была готова позорно отступить и вернуться в свою спальню, как вдруг до ее слуха донеслось поскрипывание гравия под чьими-то шагами. Она всмотрелась в ту сторону, откуда раздавался шум шагов; из темноты вышла закутанная в темный плащ фигура.
В первый миг, при мысли, что это может быть кузен Лахлана, Лана испуганно подалась назад. Но через несколько секунд, когда человек оказался на свету, успокоилась. Она узнала Лахлана.
Обрадовавшись его приходу, она забыла про всякую осторожность.
– Ты пришел! – чуть ли не выкрикнула Лана.
– Да, пришел, хотя лучше было бы не приходить. – Он протянул к ней руки, и она тут же прижалась к его груди. Первый поцелуй, по мнению Ланы, вышел нежным, пожалуй, даже чересчур.
– Я знала, что ты придешь.
Когда он попытался от нее отстраниться, Лана как бы случайно, но ласково ухватилась пальцами за его длинные волосы и привлекла его к себе, чтобы опять поцеловать. Они поцеловались во второй раз, хотя она ощутила некоторую сдержанность, своего рода сопротивление с его стороны, которое ей совсем не понравилось. Надо было что-то немедленно предпринимать.
– Лана, нам надо поговорить.
Ну конечно, поговорить. Черт! Самое удобное время и место для того, чтобы разговаривать!
– О чем же? – проворковала она, искусно маскируя раздражение.
– Как о чем? О нас, конечно.
Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, о чем он будет говорить. Он явно собирался уйти в глухую защиту: опять пойдет речь о том, что им надо перестать встречаться, перестать целоваться, одним словом, расстаться.
Нет уж, дудки! Этого нельзя было допустить ни в коем случае.
– Ну, давай. – Лана, начиная искусно маневрировать, чтобы занять выгодную позицию, махнула рукой в сторону сада. – Не пройтись ли нам по саду?
– Хорошая мысль, – обрадовался Лахлан. Он облегченно вздохнул.
Ха, наивный! Он, разумеется, полагал, что они будут гулять и беседовать, и таким образом он уклонится от прямого столкновения с ней. Ну что ж, посмотрим! Он еще не знал, как ловко умеют воевать женщины с такими противниками, как влюбленные мужчины.
Лана привычно взяла Лахлана под руку и позволила ему провести ее в сад. На небе висел одинокий месяц. В саду стояла полная тишина, напоенная ароматами цветов, на которых лежали тусклые серебряные блики лунного света.
– Тебе понравился сегодняшний день?
– Оч-чень.
Лана тихо, совсем тихо, рассмеялась:
– Мне нравится твой броуг.
– В самом деле?
Она еще теснее прижалась к нему, так, что ее грудь уперлась в его плечо:
– Конечно, и ты еще сомневаешься! Ты выглядишь оч-чень муж-жественно, когда говоришь на броуге.
Лахлан от нее как-то внутренне отстранился, Лана это сразу почувствовала. Черт, она слишком быстро перешла от обороны к нападению!
– Так вот я…
– Знаешь, – поспешно перебила его она, – дети от тебя в полном восторге.
Ловкий ход, он сразу сбил его с толку.
– Правда?
– Ты держался молодцом. Твоя выдержка и терпение просто удивительны.
– Ничего удивительного тут нет. Мне очень понравилось проводить с ними время. Я сам рос сиротой, их переживания мне близки и понятны.
– О боже! – Как она могла об этом забыть? – Теперь я понимаю. Я очень люблю Даннета за то, что он приютил их всех. Мало кто из лэрдов любит сирот. Их гонят отовсюду прочь.
