– Перестань вертеться! – взмолился он.
Лана сразу застыла, словно большая кукла, озорно поглядывая на него.
– Неужели я такая тяжелая?
Она сделала вид, что намерена спрыгнуть с его колен, но он ее не отпустил, прижав к себе крепче.
– Не говори глупости. Ты почти ничего не весишь.
– Вот так уже лучше. – Лана прижалась к нему. Это было чудесно. Запах ее кожи, волос, тепло ее тела – от всего этого так сладко кружилась голова! Даже просто держать ее на коленях, ничего не делая, казалось божественно прекрасным.
Нет, конечно, Лахлану хотелось большего, намного большего. Но он дал себе слово – с его стороны никаких глупостей, никаких поползновений, пусть Лана сама решает, чего ей хочется, а он просто будет исполнять ее желания.
Впрочем, это звучало невероятно глупо. Лахлан не мог не сознавать, что лукавит перед собой. Но какое это имело значение?!
Они сидели, обнявшись, смотрели на потухающий огонь в камине, им казалось, что они одни во всем мире и что время остановило свой бег и так может продолжаться вечно.
– Лахлан? – прошептала Лана.
– Да-а? – отозвался он.
– Я как-то не успела тебя поблагодарить. Ты ведь спас меня.
– Но ты уже поблагодарила. – Лахлан немного растерялся.
– На словах – да, но мне хочется сделать это как следует.
Она ласково пробежала пальцами по его груди. От этих слабых, легких прикосновений его спокойствие дало трещину.
– И как ты собираешься меня отблагодарить? – хриплым голосом спросил он.
Лана пальцами прикрыла ему рот, как бы давая понять, что сейчас не до глупых вопросов. У него сразу пересохло во рту. Догадаться о том, что она имела в виду под «как следует», не составляло особого труда.
Ее лицо находилось прямо перед его лицом. Это начинало превращаться в настоящую пытку: держать ее на коленях, знать, чего она хочет, понимать, что их желания совпадают, и ждать – ждать неизвестно чего.
– Мне хочется поцеловать тебя. Ты не против?
Против? Еще бы он был против!
Однако Лахлан не мог выговорить ни слова. У него что-то так сжалось в горле, что он мог только дышать, да и то с трудом. Пришлось ограничиться кивком.
Лана чуть выпрямилась и поцеловала его прямо в губы.
Как же это было приятно! Да, он поклялся покорно следовать ее желаниям. Быть нежным и послушным. Но, черт возьми, как же это трудно, когда на коленях сидит любимая девушка, а на ней нет ничего, кроме ночной сорочки! Его решимость вместе с твердой волей таяли, словно снег под жарким весенним солнцем.
Он прижал ее еще сильнее и сам горячо и страстно ответил на ее поцелуй.
Лана ждала этого, ее губы раскрылись, прижались еще плотнее, и их языки переплелись. Перед глазами Лахлана все поплыло.
Боже, как же это было восхитительно!
Поцелуй становился все горячее, он уже не понимал, что делает, воля позорно отступила назад, и внутри его вспыхнул требовавший немедленного утоления огонь. Его жадные руки ласкали ее тело, а она, обвив его руками, терлась грудью о его грудь, жарко дыша ему в шею.
Внезапно его пальцы нащупали край ее сорочки и задрали ее кверху. Теперь под его руками была ее восхитительная нежная кожа, но ему этого уже было мало.
– Лахлан. – Лана поцеловала его в щеку, подбородок. Своего рода поощрение.
Ободренный, Лахлан погладил ее по бедру, а затем чуть выше. Когда его рука приблизилась к заветной цели, Лана прерывисто задышала и закрыла глаза.
Ему стало жарко, и он смелее пошел вперед. Его ладонь легла точно туда, куда ему хотелось. Лана вздрогнула и застонала – сладострастно, жарко, призывно. От ее горячего, безумного стона у него перед глазами поплыл красный туман.
– Да, да, – шептал она.
Да, да, эхом вторил ее шепоту его внутренний голос.
Как и в тот раз, он принялся ласкать, гладить, играть с ней в знакомую игру, пытаясь свести ее с ума, довести до чувственного безумия. Она вся дрожала, извивалась, непрерывно стонала, тем самым подхлестывая его и возбуждая все больше и больше.
По ее затуманенным глазам он видел, что она уже близка к тому состоянию, которое он хотел у нее вызвать. Но Лахлан не спешил, его ласки замедлились, став более утонченными. Он удерживал ее на самом краю, возбуждая тем самым все сильнее и сильнее, чтобы вызвать эмоциональный взрыв колоссальной силы. Он сам заряжался ее растущим возбуждением, он впитывал его, испытывая такое же нараставшее желание. Ее страсть, отражаясь в нем, как в зеркале, воспламеняла его. Наконец, Лана, сдерживая стоны, в которых уже не было ничего человеческого, затряслась, задрожала всем телом, задергалась в его руках и, приникнув воспаленным ртом к его плечу, вдруг вся обмякла и расслабилась.
На душе у Лахлана стало хорошо и радостно. Он опять доставил им обоим море удовольствия. Разыгранная ими любовная пьеса была прекрасна, но это был лишь первый акт.
Лахлан как бы застыл, ожидая со стороны Ланы намека на дальнейшее продолжение. Он опять предоставлял ей право решать, что им делать дальше.
Лана прижалась к нему, шепча его имя:
– Лахлан, Лахлан…
Но вот ощущение реальности вернулось к ней полностью. Переведя дыхание, она лукаво посмотрела на него.
– Я вижу, тебе понравилось, – усмехнулся он.
– Еще бы. Вот только… – Она потерлась о него своим телом, и его тут же опять бросило в пот.
– Что только? – прохрипел он.
– Мне кажется, это еще не все.
Конечно, не все, кто бы сомневался.
– Что… – Он вдруг осекся, затем, кашлянув, продолжил: – На что ты намекаешь?
Ее надутые губки были восхитительны.
– Мне кажется, ты лучше меня знаешь, к чему я клоню. – Лана чуть изменила позу – намеренно, и он не мог это не отметить, потому что ее бедро прижалось к его возбужденному естеству и потерлось о него. Его дружок сразу встал в полную мощь.
– Ты уверена? – свистящим шепотом произнес он.
– Ты еще спрашиваешь? – Она удивленно взглянула на него. По ее глазам и по ее голосу было понятно, как ей не терпится узнать, каково будет продолжение: если первый акт был настолько чудесен, то каким же обещал стать второй?!
– Ты твердо решила, Лана? – совершенно не к месту и невпопад брякнул Лахлан, сам понимая глупость своего вопроса. Разве о таких вещах спрашивают?
Она встала с его колен, потянулась, и ее безупречная фигура озарилась неярким светом потухающего камина. Она была полна соблазна и прекрасно это сознавала.
Лахлан, раздираемый на части желанием остаться джентльменом и безумной страстью овладеть ею, вжался в кресло.
