– Ваша светлость, – поспешно начал он. – Мне надо поговорить с вами.
Лахлану не понравился ни сам тон, ни тот взгляд, который Дугал бросил на Лану. В нем светилась откровенная неприязнь, сдобренная хорошей порцией ненависти. Руки Лахлана машинально сжались в кулаки.
– Конечно. – Лахлан взмахом руки пригласил Дугала сесть возле себя. – Места сколько угодно.
– Мне надо поговорить с вами, ваша светлость, наедине, – мрачно возразил Дугал.
Их разговор все больше и больше не нравился Лахлану. От враждебности кузена в его животе образовался холодный комок.
– А нельзя ли нам поговорить после завтрака?
– Нет, нельзя, – уперся Дугал.
– Ну если ты так настаиваешь, – недовольно буркнул Лахлан, вставая из-за стола и бросая извиняющийся взгляд на Лану.
Как только они вышли во двор гостиницы, Лахлан, настроение которого сильно испортилось, резко обернулся и набросился на Дугала:
– В чем дело?
– Как вы спали, ваша светлость?
– Что-о? – Лахлан едва не рассвирепел от его вопроса: вызывать его во двор, отрывать от Ланы для того, чтобы спрашивать такие глупости, – тут даже у святого лопнуло бы терпение. – Хорошо, спал я хорошо.
– Вас ничто не потревожило ночью? Никакой шум?
– Н-нет. – Лахлан сразу насторожился, не понимая, к чему клонит кузен. Неужели этот ловкач опять за ним следил? Что, если он что-то видел? От бешенства кровь бросилась ему в голову.
– В чем дело, Дугал?
– Ваша светлость, до меня дошли слухи, что ночью кто-то хулиганил, пытался врываться в номера.
– Врывался в номера? – задумчиво протянул Лахлан. – Наверное, какие-то пьянчуги, перепутавшие номера комнат.
– Вот именно, пьянчуги, – поддакнул Дугал, напряженно всматриваясь в лицо герцога. Но Лахлану все больше и больше не нравился их разговор, и он решил его закончить.
– Это все, что тебя так разволновало? Знаешь, я жутко голоден, а нам всем скоро ехать.
– Да, да, ваша светлость, но это еще не все.
– Выкладывай, да побыстрее, что там у тебя?
– Мисс Даунрей…
Лахлан так и знал, что разговор обязательно коснется Ланы, и невольно насторожился. Назойливость кузена невыносимо его раздражала.
– Ваша светлость… вы не… вас не … я хочу сказать…
Бессмысленное бормотанье кузена добило Лахлана. Не выдержав, он хлопнул его по плечу и, наклонившись, раздраженно произнес:
– Запомни хорошенько, что бы я ни делал, это тебя не касается.
– Но ваша светлость… разве вы не догадываетесь, что это за женщина?
Терпение Лахлана лопнуло. В нем горячей волной поднялась ярость.
– Что это за женщина? Ну-ка, расскажи.
– Вы сами знаете. Сколько их попадалось на нашем пути. Женщины, готовые соблазнить мужчину ради одного.
– Ради чего именно? – процедил Лахлан.
– Ради вашего титула, ваша светлость. Такого рода женщины готовы обольстить мужчину, чтобы затащить его под венец. А вам… вы не можете так поступить.
– Почему же не могу?
Дугал сперва побледнел, потом покрылся красными пятнами:
– Вы же дали клятву?!
Лахлану стало невыносимо тошно. Дугал был единственным, кто к месту, а чаще не к месту напоминал ему о его глупой клятве. Круто повернувшись, он пошел назад в трактир.
– Я предупредил вас, ваша светлость, – окликнул его кузен. – Когда эта потаскушка окрутит вас, вы будете горько сожалеть, но будет уже поздно.
Лахлан, резко развернувшись, быстро вернулся к Дугалу.
– Больше ни одного слова, иначе ты горько пожалеешь.
– Но, ваша…
– Больше ни слова. Ясно?
Радуясь про себя, что в последний момент сумел сдержаться и не надавал по физиономии дорогому кузену, Лахлан вернулся в зал трактира. На душе было скверно, а как хорошо началось утро! Даже обидно.
А когда он увидел, что Даннет и Ханна сели за стол рядом с Ланой, его настроение окончательно испортилось.
Какая же это пытка – целый день сидеть рядом с ним и не иметь случая поговорить о том, что так ее волновало! Все время мешали Даннеты. Они сидели рядом с Лахланом и при каждом толчке кареты старались друг к другу прислониться. Лана и Лахлан то и дело обменивались многозначительными взглядами, но ничего не могли поделать.
Улучив момент, Лахлан наклонился к уху Ланы и прошептал:
– Сегодня ночью.
Лана так обрадовалась его словам, что вся вспыхнула. Прежде всего, ей надо было с ним поговорить, а это никак не удавалось.
Она сгорала от нетерпения поделиться с ним тем, что узнала прошлой ночью, но при сестре и ее муже об этом ни в коем случае нельзя было рассказывать. Разговор в карете, как и всякая дорожная беседа, велся не о чем, все болтали о пустяках. Вот только Ханне почему-то нездоровилось, ее часто тошнило, поэтому то и дело приходилось останавливаться, чтобы она могла выйти и подышать.
Это случалось настолько часто, что Лана не на шутку встревожилась.
Нездоровье Ханны беспокоило также и Лахлана, он боялся, как бы его спутницу не стошнило прямо ему на сапоги.
Им повезло, второй день пути оказался не столь длинным, как первый. Они засветло добрались до гостиницы в Фоссе, где и заночевали.
Лана все время с тревогой поглядывала на сестру, как и Даннет, теряясь в догадках, в чем же причина ее нездоровья.
– Может, ты чем-нибудь отравилась?
Ханна нахмурилась:
– Вряд ли. Я ведь ела то же самое, что и вы.
– А не может ли это быть болотной лихорадкой? – спросил Даннет.
– Нет, – отрицательно замотала головой Ханна. – У меня нет никакого жара. – Она опять нагнулась, и снова перед ее глазами возникли запачканные брызгами ее рвоты сапоги Лахлана.
– Простите меня, ваша светлость. – И тут ее снова начало тошнить. – Ваши сапоги, мне очень жаль.
– Не надо так переживать. Это всего лишь сапоги, – поспешил успокоить ее Лахлан.
Однако Лану ему не удалось провести. Сапоги были сшиты на заказ, и он очень ими гордился. Она видела, как жаль ему их, и отдала должное его спасительной лжи. Если бы Ханна узнала, как он дорожит сапогами, она, наверное, умерла бы на месте от стыда или чувства неловкости. Лана посмотрела на него с немой благодарностью, их взгляды встретились, а через миг она ощутила ласковое прикосновение к своему бедру. Она сразу догадалась, что это он ее гладит, пряча руку под складками ее платья.
Бросив притворно рассеянный взгляд на Ханну и Александра и увидев, что они полностью поглощены друг другом, она расправила дорожный плащ так, чтобы ничего нельзя было заметить, и сама осторожно коснулась руки Лахлана.
