– Прекрасная комната. Прелестно! – Голос девушки звучал весело и оживленно, но она явно кривила душой, что сразу отметил про себя Лахлан.
Кашлянув, он заметил:
– Мне будет не совсем удобно перед дамой, если я буду спать в такой большой и комфортабельной комнате, тогда как она будет вынуждена тесниться в своей. Нельзя нам поменяться номерами? Милейший хозяин, надеюсь, вы не станете возражать?
Хозяин, хитрый лис, все ловил на лету.
– О чем речь, ваша светлость! Как вам будет угодно! – воскликнул он с притворным восхищением на лице.
– Мне кажется, – мягко заметил Лахлан, – это будет благородно и по-рыцарски.
– Да, да, ваша светлость, как вы точно заметили, – подхватила жена трактирщика, и ее глаза стали влажными от навернувшихся слез.
– Благодарю вас, ваша светлость, – пролепетала Лана, потупив глазки, как и положено скромной невинной девушке. Внешне выглядело все просто замечательно, хотя и она, и Лахлан – оба прекрасно понимали, что он ни от чего не отказывается.
Внешне все выглядело пристойно, а в результате им удастся не только провести ночь в большом номере, но и соблюсти приличия.
Наконец-то они будут вместе.
Однако обед их расстроил.
Лахлан мечтал побыть наедине с Ланой, а вышло все наоборот.
Отдельный кабинет мало соответствовал своему названию.
Лахлан мечтал начать любовную игру заранее. Он предвкушал поглаживания ногой под столом, легкие прикосновения рукой, очаровательную беседу, полную колкостей и намеков. Но едва он приступил к задуманной игре, как к ним начали то и дело входить то сам хозяин гостиницы, то его жена или служанка, приносящие то одно блюдо, то другое, то один напиток, то другой, поминутно спрашивающие, пришлось ли по вкусу поданное угощение.
А в довершение к ним спустился Александр и, распираемый счастьем, начал им делиться. Лахлан стиснул зубы. Он, рисовавший в своем воображении самые разнообразные эротические картины, вынужден был выслушивать полную, с его точки зрения, дребедень.
– Как себя чувствует Ханна? – спросила Лана, приходя ему на выручку.
– Прекрасно, прекрасно, – пробормотал Даннет, а потом неожиданно для самого себя выдал: – Командует.
По веселым глазам Ланы было видно, что ее забавляет то положение, в котором оказался любящий супруг.
– Ее больше не тошнит?
– Нет. Она даже попросила меня принести ей копченой рыбы.
– Копченой рыбы? – откровенно удивилась Лана, а у Лахлана в голове возникло несколько остроумных замечаний на этот счет, но произносить их вслух он не решился.
– Трактирщик пошел ее искать.
– Ах да, – спохватилась Лана. – Припоминаю, когда Сюзанна была в точно таком же положении, ее вкусы сильно изменились.
В положении? Неужели? И Лахлан понял, почему всю дорогу его сапоги подвергались периодическим обстрелам.
– А-а, но ведь так часто бывает с женщинами в интересном положении, – заметил он. Лахлан пошевелил ногой, надеясь дотронуться до ноги Ланы, вместо этого натолкнулся на сапоги Даннета. – Дружище, вам придется несколько месяцев мириться с необычными и нелепыми желаниями вашей дражайшей половины.
Чтобы скрыть свою полную растерянность, Даннет вынужденно рассмеялся. Лахлану не терпелось побыстрее выпроводить Даннета, но попросить об том напрямую было неудобно.
«Надо быть терпеливым, – твердил он про себя. – Впереди целая ночь».
– Может, я поднимусь и посижу вместе с ней? – вдруг предложила Лана.
У Лахлана глаза стали почти круглыми то ли от удивления, то ли от возмущения. Надо же такое придумать!
– Благодарю тебя, Лана. Ты очень внимательна.
У Лахлана все поплыло перед глазами: неужели конец всем его мечтам и надеждам?
– Но я как муж не могу принять твое предложение. Мой долг – заботиться о ней самому.
Фу, кажется, пронесло. Лахлан перевел дух.
Даннет как будто что-то понял. Он посмотрел на Лану, затем перевел глаза на Лахлана:
– Вы уже видели ваши комнаты?
– Да, уже посмотрели, – ответила Лана. – Очень удобные, не то что вчера.
– Вот и хорошо, хорошо, – забормотал Александр. – Ладно, мне пора. Пойду взгляну, удалось ли найти трактирщику копченую рыбу. Спокойной ночи, Лана. Всего доброго, Лахлан.
Когда за ним закрылась дверь, в кабинете воцарилась благодатная тишина. Лахлан и Лана почти одновременно издали вздох облегчения.
– Снова мы одни.
Лана хихикнула:
– Если бы ты видел свое лицо, когда я предложила посидеть с Ханной.
Он нежно коснулся ногой ее ноги, погладил голень. Ее ноздри нервно затрепетали. Но он не остановился, его стопа поднялась чуть выше, приподнимая ее юбку.
– Лахлан, ты с ума сошел? – прошептала она. – А если сейчас кто-нибудь войдет?
– Да, – отозвался он, поднимаясь все выше и выше.
– О-о, – застонала она, приходя в возбуждение. – Сколько же в тебе вожделения! И греха.
Да, он желал ее, но в этом он не видел никакого греха. Он жалел лишь о том, что не догадался сменить обувь перед обедом, а еще лучше было бы скинуть ее совсем.
– Не пора ли нам подняться наверх?
– Нет, еще рано. – Лана была сама осторожность. – Кроме того, еще не все блюда подали.
– У меня нет больше сил ждать.
– Придется, дорогой.
В этот миг к ним вошла трактирщица. На ее лице играла торжествующая улыбка, а в руках у нее был пудинг, угощение, которым она явно гордилась.
– Ваша светлость, это наш самый прославленный десерт.
– В самом деле, выглядит очень аппетитно, – с трудом выдавил из себя Лахлан, поскольку в этот самый миг ножка Ланы, коснувшись его ноги, игриво ее погладила. Затем не спеша стала подниматься выше, явно следуя его примеру. У него от возбуждения перехватило дыхание. Он напряженно посмотрел на девушку. Лана как ни в чем не бывало, не глядя в его сторону, смотрела на трактирщицу, одобрительно кивала и, казалось, внимательно слушала разболтавшуюся, благодушную хозяйку гостиницы.
А Лахлану было не до смеха. Нога Ланы поднялась еще выше и коснулась его возбужденного естества, от этого еле заметного прикосновения он едва не подпрыгнул на месте. Боже, откуда у простой провинциальной девушки такая власть над ним? Она могла делать с ним все, что хотела, а он был бессилен против ее очарования, с ней он был мягок и податлив, словно воск.
Лана лукаво посмотрела на него; сгорая от возбуждения, он не слышал ничего из того, что рассказывала трактирщица, и того, что ей отвечала Лана.
Он видел только ее одну, а все остальное перестало для него существовать, утратило всякое значение. Лана была прелесть как хороша! Слушая рассказ доброй женщины, она совсем по-детски положила локти на стол и уперлась подбородком в составленные вместе ладони.
