— Чего?
— Сейчас. — Басмач скрылся за зданием, быстро вернулся оттуда с каким-то узелком в руках и пояснил: — Тут лепешки. Очень вкусные. Такие только тетя Халима печет.
— Так это что, она дала?
— Да, сказала, офицеру отдай.
— А еще что говорила?
— Больше ничего.
— Ладно.
Старший лейтенант Самолов забрал лепешки, поднялся на КНП и приказал связисту заварить чай.
Басмач же наконец-то пошел к «Тайфуну».
Глава 5
Начало этого дня тоже было спокойным. Если не считать гула мощных дизелей, приносимого ветром из-за холмов. Но это было объяснимо и не являлось необычным. Центр по примирению сторон разрешил полевому командиру Мохаммаду Чали вывести боевую технику из Шагаса.
В принципе шаг вполне разумный и даже гуманный. Чали объявил о выходе из боевых действий, не желал пугать местное население. Все бы ничего, если бы он не размещал свою боевую технику в непосредственной близости от блокпоста, занятого взводом российской военной полиции.
Недоумение по поводу спокойствия на посту проявил командир отделения сирийских правительственных войск сержант Бахтари. Он не был посвящен в дела центра и в соглашения, достигнутые с Мохаммадом Чали. Посему, как только послышался первый шум за высотами, сержант поднял свое отделение по тревоге. Он немало удивился, увидев, что российский офицер ничего подобного не сделал, и тут же пришел на КНП.
— Здравия желаю, господин старший лейтенант!
— Здравствуй, Валид, проходи, присаживайся.
— Постою. Вам не докладывали, что из-за холмов доносится сильный шум? Это может означать только одно. К нам подходит боевая техника, принадлежащая неизвестно кому. А у вас тут все спокойно.
Самолов прикурил сигарету и сказал:
— Извини, сержант, я не успел довести до тебя изменившуюся обстановку. Делаю это сейчас.
Валид все же присел на табурет и приготовился слушать офицера.
Самолов пыхнул дымом и сказал:
— Во-первых, нам известно, кому принадлежит эта техника. За холмами находятся танки, боевые машины пехоты и бронетранспортеры группировки Мохаммада Чали.
— Что? — воскликнул сержант. — Чали? И вы ничего не предпринимаете? Да одни только его танки в состоянии разнести весь наш пост, если они выйдут на позиции перед холмами.
— Ты погоди, не нервничай, дослушай. Во-вторых, Чали действует не самостоятельно. У него есть разрешение центра по примирению сторон.
— Там что, с ума сошли? Как можно доверять Мохаммаду Чали? Он же мать родную продаст ради выгоды.
Самолов потушил сигарету в пепельнице и сказал:
— Он, Валид, подписал договор о прекращении огня.
— Да потому и подписал, что иначе потерял бы всю свою банду. Неужели вашим генералам это непонятно?
— Ну и что ты так разошелся? Я не принимал подобного решения. Мне оно не нравится точно так же, как тебе и моему командованию. Но Чали подписал договор и пока еще не нарушал его. А если не доверять никому, то как установить мир?
— Очень просто. Уничтожив таких негодяев, как этот Чали.
Сержант был категоричен и по сути дела прав. Случаев нарушения соглашений хватало с избытком.
В этом была немалая заслуга американских партнеров. Их просто бесило то обстоятельство, что Россия совместно с иранцами и турками начала процесс политического урегулирования, нанесла боевикам невосполнимый урон. Как же это? Почему кто-то посмел проявить какую-то инициативу без участия американцев?
Если какой-нибудь полевой командир вновь начинал действия против сирийской армии, то дело там точно не обошлось без инструкторов США. Но приказ есть приказ. Надо соблюдать договор, вести наблюдение.
— Да, Валид, я согласен с тобой. Но в высоких эшелонах власти думают по-иному. Там считают, что худой мир лучше доброй войны. Это еще Цицерон говорил.
— Кто такой?
— Древнеримский политик и философ, жил еще до новой эры.
— Нашли тоже, кого в пример брать.
— Тем не менее. Нам придется мириться с таким соседством.
Бахтари кивнул и сказал:
— Если вы, господин старший лейтенант, точно знаете, что Чали не бросит на нас эту технику, то и шайтан с ним. Пусть стоит за холмами. Но вы увидите, что он ее не для длительной стоянки сюда пригнал. Должен сказать, что я удивляюсь вашему командованию. Иногда оно мгновенно реагирует на малейшую угрозу, приказывает уничтожить целые лагеря и колонны боевиков, помогает нашим войскам занимать большие города. В другой раз проявляет совершенно непонятную мягкотелость. Здесь война. Доверять врагу нельзя ни в коем случае, даже если он называет себя твоим лучшим другом.
— Тебя это тоже касается? — с улыбкой спросил Самолов.
— Меня не касается. Я буду до конца воевать против всей этой мрази. А вот ваши генералы допускают грубую ошибку.
Самолов поднялся и заявил:
— Не волнуйся так, Валид, и не забывай, что мы находимся под прикрытием авиации.
— Были!
— Что значит, были?
— Были под прикрытием авиации, когда Чали держал свою технику в Шагасе. А теперь, когда танки, БМП и бронетранспортеры могут за считаные минуты войти в контакт с нами, что сможет авиация?
— Но и мы не с пустыми руками тут сидим. У нас тоже есть чем встретить дорогих гостей. Да и летчики в Сирии научились работать в условиях прямого контакта. По крайней мере, вертолеты делают это очень даже эффективно и без нанесения ущерба своим. За примерами не надо далеко ходить. Вспомни хотя бы Алеппо или Дейр-эз-Зор.
Сержант вздохнул и проговорил:
— Что ж, будем надеяться, что вы окажетесь правы. Разрешите перевести отделение в повышенную боевую готовность?
— А смысл? Ты будешь на повышенной, мы — на постоянной. Не подразделение, а кооператив по сбору рогов и копыт. Опять-таки какой смысл нам держать всех бойцов на позициях, без нормального отдыха? Так ты их и без боевиков выведешь из строя. Нет, изменение режима боевой готовности не разрешаю.
— Понял. Разрешите идти?
— Если больше поговорить не о чем, то иди.
— Я на связи, — сказал сирийский сержант и вышел.
Самолов по портативной станции вызвал наблюдателя на вышке и спросил:
— Что у тебя?
— Все спокойно.
— Технику за холмами не видно?
— Нет. Да и работы дизелей не слышно. Возможно, машины вышли на стоянку.
— Перед холмами что?
— Чисто.
— Фланги?..
— То же самое.
