Я никогда не остаюсь один. Рядом со мной постоянно кто-то присутствует. Всегда наблюдает за мной и всегда что-то говорит. Допустим, мужчина в желтом костюме, который спрашивает, сколько времени, и повторяет свой вопрос снова и снова, вам наконец начинает хотеться ответить ему, потому что вы знаете, что после этого он заткнется и уйдет. Но он не существует в реальной жизни. А другие могут услышать, как вы ему отвечаете, поэтому такая ситуация не может не расстроить вас до предела. И такое внимание мне ни к чему.
Так что я не думал о смерти как о чем-то печальном. Я не боюсь ее так, как другие люди, а это совсем не обязательно плохой признак. Плохо было, когда я стремился к ней, потому что быть таким, как я, меня просто уничтожало. Смерть казалась освобождением от мук, но я оказался трусом и не смог решиться на самоубийство из-за своей семьи. Даже если бы я выбрал более-менее приемлемый способ покончить с собой, я никогда бы не посмел допустить, чтобы мама испытала боль, обнаружив мое тело.
Каждый день меня волновало, каким меня видят окружающие люди и как все это воспринимает мама. И мне становилось страшно. Ребекка тогда выглядела очень плохо.
Но теперь я больше не думаю о смерти. По крайней мере не так, как раньше. Теперь мне важно заметить побочные эффекты от тозапрекса раньше, чем это сделает кто-то другой. Но иногда я что-то упускаю. Как, например, на этой неделе, когда выявилось кое-что новенькое.
Я не знал, как это называется, пока это явление не участилось. Название ему – поздняя дискинезия. Непроизвольные сокращения мышц. Это одно из побочных действий лекарства, поэтому – да-да! – вам нужно непременно все это записать, чтобы данные стали официальными. В моем случае это проявляется в гримасах и причмокивании губами, что в общем-то совершенно безобидно. Наверное, со стороны я выгляжу как старик, который ест похлебку.
Я даже и не знал, что делаю это, пока Майя как-то на уроке по религии не отослала мне эсэмэску: «Почему ты так хмуришься? Прекрати немедленно, ты меня пугаешь!»
Наверное, вид у меня действительно был устрашающий, если Майя осмелилась передать сообщение во время урока. Сестра Катерина ведет строгую политику насчет мобильных телефонов. Она конфискует их и вывешивает, как трупы в пакете у входа в класс. Но я рискнул и отправил ответную эсэмэску: «Прикусил щеку изнутри. Ой-ёй-ёй!»
Майя покачала головой и снова перевела взгляд на учителя. Она бы посочувствовала мне, как это бывает при моих головных болях: легкое пожатие плечами и понимающий взгляд, в котором читается: «И это пройдет». Но при глупости сочувствия не бывает. Я почти слышал, как она говорит: «Прикусил щеку изнутри? Ну и болван же ты!»
Но хотя бы Ребекка меня пожалела. Впрочем, она всегда так себя ведет.
Иногда мне требуется небольшое усилие, чтобы придать своему лицу его первоначальную форму. Для этого нужно сосредоточить внимание на мелких мышцах щек и надавить на них пальцами, пока неприятное дрожание не прекратится. Да вообще-то все не так плохо. Легко сделать вид, что я просто смертельно устал.
Глава 22
Доза 3,5 мг. Прежняя доза.
6 февраля 2013 года
Я спал примерно час, когда Пол открыл дверь в мою комнату. Я увидел его силуэт в дверном проеме и сразу понял, что он нервничает.
Пол никогда не заходил прежде ко мне в комнату. Он старался избегать этого. Если ему было что-то нужно, он просто заглядывал ко мне и разговаривал из коридора. Я сел на кровати.
– У твоей мамы открылось кровотечение, и я должен отвезти ее в больницу. – Слова накатились на меня волной, и в тот же миг мама прошла мимо Пола и приблизилась ко мне.
– Немножко. Когда я была беременна тобой, такое тоже случилось, – сказала она, дотрагиваясь до моего лица. – Все будет хорошо. Если тебе будет что-то нужно, то мама Пола уже в состоянии готовности.
Она сжала губы, будто только что съела дольку лимона. Это ее типичное выражение для ситуации «Я вру, чтобы казаться храброй». Потом она поцеловала меня в щеку.
Пол тоже выглядел неубедительно. Он тоже крепко сжал губы, когда кивал в знак согласия. Мы с ним встретились взглядом лишь один раз, после чего он аккуратно повел маму в гараж. Их автомобиль выкатился из ворот почти бесшумно, но я-то знал, что Пол вдавит педаль газа до предела, как только он вырулит на главную улицу.
В тот момент, когда они уехали, я понял, что не смогу спать. Даже если бы я того захотел, я понимал, что как только я начну засыпать, мне снова придется иметь дело с голосами. Наверное, в это время во мне говорил эгоизм, потому что я в общем-то не должен был думать о том, как тяжело будет заснуть. Следовало сосредоточиться на маме и Поле и малыше, но это я уже не способен контролировать. Я всегда считал бессмысленным беспокоиться о том, что может случиться с кем-то другим, если при этом я все равно ничем не сумею помочь.
А помочь я не мог.
Только что минула полночь, поэтому я послал Майе эсэмэску о том, что происходит. С моей стороны это было немного подло. Она могла уже спать, и мой звонок наверняка разбудил бы ее. А если нет, то она будет читать мое послание, а ведь я побеспокоил ее по такому поводу, где она тоже не может никак прийти на помощь. Свое письмо я закончил словами: «Так что я пишу тебе, потому что не могу заснуть».
Ответа не последовало, и я опять остался один и без сна. Я прочитал наизусть мои любимые строчки из речи в день святого Криспина перед банком «Гринготтс».
Итак, я закрыл глаза и ждал, когда услышу шум подъезжающей машины с мамой и Полом. Я понимал, что ждать придется несколько часов, но нужно было хоть на чем-то сосредоточиться, а мне не хотелось совсем уж распрощаться с мыслью о сне. Если бы я включил телевизор, то о сне можно было забыть. Если бы я открыл книгу или поднял жалюзи, меня наверняка что-нибудь бы отвлекло. А если бы я начал сейчас печь, то остановиться бы уже не сумел. И тогда мама ни за что бы не оставила меня снова в доме одного. Тогда бы к нам переехала мать Пола, а это бы означало конец.
Я начал думать о своем новом маленьком братике или сестричке, и тут у меня внутри похолодело, потому что окно внезапно распахнулось само по себе, и в комнате очутилась пара ног. Я натянул одеяло до самого подбородка и ждал. Мои ночные гости раньше никогда не были настоящими, а спальня моя находится на втором этаже, так что вряд ли кто-то мог вскарабкаться вверх по решетке у дома. Но как только я услышал голос гостя, то меня охватили сомнения.
– Адам? – спросила она в темноте.
– Майя, что ты тут делаешь? – прошептал я.
– Проявляю свой бунтарский дух, – сказала она, и даже в полной темноте я понял, что она улыбается.
Без всякого предупреждения она скинула туфли и проскользнула ко мне в кровать. Мое тело напряглось, а она обхватила рукой мою грудь.
– Ты сказал, что не можешь заснуть, – напомнила она.
– И тебе показалось, что ты можешь помочь?
