Мне и вправду нужно пока держать свою тайну при себе.
Я всегда могу определить, когда моя мама достает вас. Ваши вопросы становятся более прямолинейными.
Да. Я чувствовал себя некомфортно на последнем ультразвуковом обследовании. Пол, наверное, не возражал бы, если бы я там не присутствовал, но он всегда и во всем поддерживал мою маму. Как обычно.
Давайте на минуточку исследуем эту ситуацию. Мое состояние дискомфорта не имело ничего общего с моей болезнью. Нет, эта фигня тут ни при чем.
Любой шестнадцатилетний подросток с трудом бы удерживал тошноту, видя, как его уже беременная на последних месяцах мать обнажает свой гигантский живот, а доктор обмазывает его специальным составом. Моя реакция (отвращение) оказалась вполне естественной. Моя мама лежала на столе полуголая, а Пол эротическими движениями массировал ей плечи и время от времени шептал ей что-то на ухо. Затем она покраснела. Честно говоря, мне не нужно всего этого видеть, слышать и/или вообще находиться в радиусе ста метров от данного действа. Одно даже прикосновение – это совсем не то, что я должен наблюдать, на самом-то деле. Если раздутый живот моей матери не явился достаточным индикатором, то я уже знаю о том, что она сексуально активна. И как ее сын-тинейджер, думаю, что действительно сумел мужественно и вполне достойно выстоять всю процедуру.
Я рад, что они счастливы. Здорово и то, что маме не нужно будет выходить на работу после рождения малыша, потому что на этот раз она может позволить себе оставаться дома, если захочет. Да, я говорю вполне искренне. Думаю, все, что происходит сейчас в ее жизни, – это благословение, и она заслуживает того счастья, которое получает. Даже включая то тошнотворное, жеманное романтическое сюсюканье, которым они с Полом могут заниматься часы напролет.
Но господи боже мой! Мне совсем нет необходимости слушать отчет о состоянии маточных стенок моей мамы. Мне не нужно знать, что занятие сексом в нужное время – это вполне здоровый способ вызвать роды. И мне не надо было наблюдать за тем, как рука Пола путешествует вверх-вниз по маминому животу. Эта картина, наверное, навсегда останется перед моим мысленным взором. На самом деле я даже уверен в том, что образы как будто впаиваются в мои веки. Хотя ни один из перечисленных моментов не являлся для меня таким уж обязательным для запоминания.
А знаете, что было самым страшным во всем этом мероприятии? Когда доктор заговорил про кормление грудью, у меня соски заныли. Мои соски.
Моим соскам не придется честно потрудиться ни разу в жизни, и все же они были озабочены моим будущим братиком или сестричкой, и их просто жжет от дискомфорта, если кто-то начинает говорить о грудном вскармливании. Вообще-то у меня имеется диагностированное психическое заболевание, но оно волнует меня меньше, чем мои чуткие соски. Я даже не знаю, можно ли с этим что-нибудь поделать, но мне хотелось бы надеяться, что мои околососковые кружки снова станут выполнять свою исключительно декоративную роль.
И по тому, как вы спрашиваете «Как ты себя чувствуешь?», я могу сказать, что этим интересовалась моя мама. Она хочет знать, что я чувствую в отношении малыша. Это было ее идеей ходить на прием к ее врачу всем вместе. Уверен, что в ее голове все это выглядело куда более живописным. Все собрались вокруг живота, и все такие улыбчивые…
Хотя был там один приятный момент. Мне удалось послушать, как бьется сердце младенца. Четкий кровяной ритм тук-тук-тук, накачивающийся в крошечной жизни, которая и не подозревает, что мы наблюдаем все это на экране. Мы будто замерли. Мама заплакала. Пол чуть не взорвался на месте, а где-то в углу кабинета, за занавесками, Ребекка тихо всхлипывала в свое платье.
Когда я позже рассказал Майе про сердцебиение, она сжала мне ладонь. Сам не знаю почему.
Глава 23
Доза 4 мг. Доза увеличена.
13 февраля 2013 года
Вы не задаете мне много вопросов насчет других моих врачей. Тех, из совета специалистов, которые испытывают лекарство. Наверное, вы ничего не спрашиваете про них, потому что не хотите напоминать мне о том, что лекарство все же является экспериментальным. И единственная причина, по которой я его принимаю, – это то, что у Пола есть друг – доктор, который знал об исследованиях и помог устроить меня в проект. Или, может, вам не нравится даже думать о том, что мной занимаются еще и другие врачи, потому что вы считаете, что я уникальный экземпляр, и вам бы не понравилось видеть, что я отлично себя чувствую, принимая чьи-то таблетки, старый вы пень. После всего того, что мы прошли вместе с вами, вы все еще боитесь, что я брошу вас и променяю на кого-нибудь помоложе и посимпатичнее.
Я вас успокою. Врачи из совета специалистов все старые. Правда, у них имеется целая армия молоденьких интернов. Да-да, иногда я встречаюсь и с другими участниками проекта в коридорах, когда туда меня отводит мама, но это конечно же не то место, где я могу с кем-то подружиться. Я помню, как вы говорили, что мне, может быть, даже полезно пообщаться с теми, кто принимает то же самое лекарство, что и я. Но я не думаю, что это может мне как-то помочь. Я не хочу говорить с теми, у кого имеются такие же проблемы, как у меня. Я же не смогу им помочь. Я сам сумасшедший.
Врачи задают мне самые разные вопросы, начиная с популярного «Как ты себя чувствуешь?» до вводящего в ступор «Не вызывает ли лекарство каких-либо осложнений в половых отношениях?».
– Но я не занимаюсь сексом.
– А как насчет мастурбации?
– Нет. Все в порядке.
– Отлично.
Да, приятно сознавать, что, даже принимая лекарство, я могу заниматься мастурбацией как следует. И врачи, похоже, благодарны мне и за такую информацию.
Вообще-то они довольны всеми результатами. Начать с того, что я был таким крутым психом, что они довольны хотя бы тем, что лекарство сильно изменило меня и позволило жить относительно нормальной жизнью. Они поздравляли друг друга с успехом нового лекарства, с успехом проведенных исследований и с собственной гениальностью. Я не возражал, потому что мне это пошло во благо. Но прошло время, и они стали высказываться, как последние уроды. Если ты умный, тебе не надо напоминать окружающим про это каждые пять секунд. Иначе кто-нибудь захочет прибить вас.
Я знаю, что экспериментальное лечение применяют к тем, у кого не остается другого выбора. Вы знаете, конечно, и о том, что я случайно попал в данный проект. Это все записано в моих анкетах.
Вы должны понимать, что я был болен. Причем это не обычная шизофрения, как бывает у людей, про которых говорят «больной на голову». У меня началась лихорадка. Я буквально весь горел. В моих глазницах собирались крохотные лужицы пота, и я чувствовал, как влага давит мне на веки. Помню, я был дезориентирован, то есть у меня возникло чувство, будто я не могу удерживать равновесие. Это случилось как раз в тот момент, когда я увидел, как она ползет под тумбочкой на кухне. Большая зеленая змея, которая, как я тогда подумал, появилась здесь с нашего заднего дворика. Я прыгнул на стол.
