Мы смотрели «Касабланку». Когда я составлял план на этот день, я еще подумал, что будет здорово посмотреть именно ту картину, которую мы оба уже видели. Не придется сосредотачивать все внимание на экране.
Звук чуть-чуть запаздывал и не совпадал с картинкой, и от этого у меня начало сносить крышу. Хотя потом в течение нескольких минут я было подумал, что смогу смотреть фильм, как все остальные зрители, но вдруг ощутил знакомый рывок где-то в районе затылка. Это та самая часть меня самого, которой хочется верить, будто все то, что я вижу, находится у меня под контролем.
На экране шел эпизод, когда Ильза входит в ночной клуб и просит парня за роялем сыграть «Время проходит», понимая, что эта мелодия привлечет внимание Рика. Мне было сложно воспринимать зал, полный народа. Каждый человек там занимался чем-то своим. Кто-то пил. Кто-то разговаривал. Сложно было следить за сюжетом и не потерять его нить.
Вот тогда-то я и заметил, что люди начинают сходить с экрана прямо к зрителям и теряться среди них. Один за другим они погружались в зал, и я чуть не подпрыгнул, когда в клуб ворвались немецкие солдаты.
– С тобой все в порядке? – забеспокоилась Майя.
– Все отлично, – соврал я.
Следующие десять минут я провел в приступах то нарастающей, то исчезающей паники. Я терял рассудок. Ребекка начала плакать. Никто из нас двоих более не мог контролировать происходящее. Потом в кино грохнули орудия, и с потолка посыпались мелкие осколки стекла. И если у меня и имелся щит, за которым я прятал свое безумие, он тут же исчез. Я подался вперед, одним рывком уложил Майю на пол и закрыл ее своим телом от снарядов, которые, как мне казалось, свистели по всему зрительному залу.
Я осторожно поддерживал ее, чтобы она не слишком сильно стукнулась при падении. Мои локти приняли на себя основную силу удара. Я действительно думал, что пули свистят у нас над головами, и даже начал всхлипывать, поскольку считал, что вряд ли смогу защитить Майю. Верхняя часть ее туловища идеально вкладывалась в мои объятия, и когда мы повалились на липкий пол, она секунду глядела на меня так, словно была искренне шокирована.
И тут Майя начала целовать меня. Я не понимал, что происходит. Где-то подспудно я заметил, что парочки, сидевшие в нашем же ряду, успели куда-то переместиться, когда я выхватил свою подружку из кресла и повалил на пол. Но Майя целовала меня так, будто я и не совершал ничего необычного. А может, она как раз и целовала меня потому, что я совершил далеко не ординарный поступок. И если это так, стоило ли мне вообще волноваться за нее? Нет, мне действительно важно это знать. Кстати, мы же вам за это деньги платим.
Сейчас единственным реальным объектом в жизни для меня стали ее губы. Она целовала меня, а ее пальцы пробегали у меня по волосам. Может, она посчитала меня на редкость сексуальным парнем?
Остальные зрители в зале, наверное, продолжали смотреть фильм. Я даже слышал, как на экране продолжается действие. Правда, этого мне уже никогда не узнать, потому что в тот момент я находился на мерзком полу кинотеатра и ласкал свою девушку.
Когда кино кончилось, мы не стали подниматься. Нас обнаружил парень, который после сеанса подметал пол от попкорна. Он попросил нас выйти, объяснив, что ему скоро надо будет впускать зрителей на следующий сеанс. Мы не испытали ни малейшего смущения.
Сейчас я чувствую себя превосходно. Я больше не теряюсь ни в какой обстановке. Мне кажется, все это было преходяще.
Когда я с ясной головой вновь прокручиваю события того вечера, я понимаю, что мог бы не швырять Майю на пол с такой силой. Я не должен был выглядеть внешне таким испуганным, каким был изнутри. Возможно, я и не плакал. Возможно, я рыдал тоже только внутри себя. Наверное, мы выглядели тогда, как двое тинейджеров, которым на самом деле хотелось хорошенько потискаться в День святого Валентина, а не смотреть кино, которое мы оба видели раньше.
Я знаю, как это звучит. Я несколько раз переписывал эти слова, но все равно не вижу, что здесь нужно что-либо менять. Все подробности описаны правильно, и хотя я даже предвижу ваши вопросы, отвечать на них мне не очень хочется. Может, у меня какое-то временное помутнение рассудка. А возможно, мой мозг опять сыграл со мной злую шутку и создал образы того, чего в реальной жизни не происходило.
Однако иногда то, что происходит, не так важно, как то, что ты помнишь. Майя была прекрасна. У нас был чудесный праздничный ужин, да и потом тоже неплохо, хотя наши действия к сексу и не привели. Меня это, кстати, вовсе не удивило.
Помню, как целовал ее в минивэне до тех пор, пока у меня губы не заныли. Майя высадила меня у дома. Я прошел внутрь и увидел, что Пол работает на своем лэптопе.
Он спросил меня, как прошло свидание. Я ответил – хорошо. Он выглядел так, как будто специально поджидал меня. Потом принялся щелкать костяшками пальцев, как это бывает в тех случаях, когда он готовится к серьезному разговору.
– Ну и?.. – поинтересовался я.
Пол посмотрел на меня так, будто вот-вот родит прямо в моем присутствии. Он должен был сообщить мне что-то такое, чего ему очень не хотелось бы озвучивать. То есть все было именно так. И когда он заговорил, стало заметно, что каждое слово дается ему с трудом.
– Там, в твоей ванной, в ящике за рулонами туалетной бумаги есть пачка презервативов.
Мы обменялись взглядами. Он молча кивнул. Потом кивнул уже я. И я сразу понял, что эту тему мы с ним никогда больше поднимать не станем.
А когда я добрался до своей комнаты, то сразу же расхохотался. Мне было приятно его внимание, но лично я держал презерватив в своем бумажнике вот уже целый месяц. Я буду готов к этому, как только созреет Майя.
Глава 25
Доза 4,5 мг. Прежняя доза.
27 февраля 2013 года
Жуть. Просто жуть!
Меня выбрали на роль Иисуса в наглядном представлении нашим классом кальварий на Пасху. Пожалуй, это самое худшее, что могло произойти со мной в этой школе.
Дети сами голосовали за то, кто будет исполнять роли Иисуса, Марии Магдалины, Вероники и Марии Богоматери. И тут при голосовании немаловажна определенная политика. Никто не хочет выступать в главных ролях, поэтому народ как-то договаривается на эпизоды, при этом выбирая определенного человека на роль с большим текстом, а желанные роли людей из толпы остаются, таким образом, открытыми.
Я почти уверен, что Йен тоже поучаствовал в том, чтобы меня выбрали Иисусом, хотя, конечно, никакой ненависти ко мне в школе ребята не испытывают.
Дуайту как-то удалось ухватиться за роль рассказчика, а это, наверное, лучшее после человека из толпы, где все, что требуется, – это вовремя произнести слова «Распять его!».
– Как же у тебя это получилось? – поинтересовался я.
– А я сам добровольно вызвался на эту роль.
– Какого черта ты мне не сказал, что можно добровольно вызываться на разные роли?
