Правда и в том, что огромное поместье до сих пор существует, но магия из сновидения исчезла почти так же быстро, как появилась. Там нам мимолетно удалось познать самые восхитительные проявления свободы и красоты, самые прекрасные чувства: радость и великодушие, страсти и нежности. От чарующего неба осталась только ностальгия земных ощущений: цвета, ласки, звезды и смех.
В асьенде «Наполес» вскоре развернется легендарная драма, которая навсегда изменит историю моей страны и ее международных связей. Но, как в первых экранизациях книг «Хроника объявленной смерти» или «Дом духов», теперь этот проклятый рай населяют лишь призраки.
Молодые мужчины уже давно умерли. Об их любви и ненависти (когда они еще не были призраками), их занятиях и несбыточных мечтах, их схватках и войнах, победах и поражениях, их наслаждении и боли, их союзниках и соперниках, верности и изменах, их жизни и смерти повествует остаток истории, время или место которой я бы ни за что не отважилась изменить. Все началось с простого гимна, возвышенного текста и совершенного ритма, который однажды принесло к нам с юга…
Часть II
Дни ужаса и великолепия
О, боже, если б ты мог обитать не только на золотистом древе, но и в терзаниях моего сердца!
Старый поэт цитирует Роберта Фроста в «Ночи игуаны»
Нежность револьвера
Пабло Эскобар принадлежит к той маленькой привилегированной группе людей, которые с детства точно знают, кем хотят стать, когда вырастут. Паблито никогда не мечтал стать пилотом, пожарным, доктором или полицейским.
– Я мечтал только об одном – стать богатым, богаче, чем медельинская семья Эчаваррия, чем все колумбийские богачи. Любой ценой, любыми средствами и способами, которые предоставит судьба. Я поклялся себе: если в тридцать лет у меня не будет миллиона долларов, я покончу жизнь самоубийством. Выстрелю в висок, – признается он мне однажды, пока мы поднимаемся в «Learjet», стоящий в частном ангаре аэропорта Медельина рядом с остальным его парком.
– Я скоро куплю себе «Jumbo»
[38], обустрою его как летающий офис: несколько спален, ванны с душем, гостиная, бар, кухня и столовая – что-то типа летающей яхты. Так мы с тобой сможем путешествовать по миру незаметно, чтобы никто нам не мешал.
Уже в самолете я решила осведомиться, как мы будем незаметно передвигаться в воздушном замке: Пабло отвечает: «По возвращении ты узнаешь как». Отныне и впредь, каждую нашу встречу, он будет устраивать мне незабываемые сюрпризы. Сегодня Эскобар заметил нечно любопытное: по мере того, как он раскрывает мне свои секреты, мои тайны тоже потихоньку становятся явью. Больше всего это заметно по глазам. Когда я узнаю что-то новое, мои счастье, радость и энтузиазм заставляют его почувствовать, будто он только что выиграл автогонку, а я – призовая бутылка шампанского.
– Тебе когда-нибудь говорили, что ты самая пьянящая в мире, Вирхиния?
– Всегда говорят! – счастливо восклицаю я, потому что знаю: отбросив скромность, мы оба нашли идеальную пару. С этого дня, чтобы утаить самые сокровенные секреты, придется закрывать глаза. – Ты сможешь докопаться до них оооочень медленно… с помощью особой открывашки для шампанского «Perrier Jouët Rosé»!
Пабло убежден: в этом нет необходимости, ведь для следующего сюрприза ему понадобится связать меня и даже сковать наручниками. Широко улыбаясь, я отмечаю, что меня никогда еще не связывали и не пристегивали наручниками. Спрашиваю: может, он садист, как в фильмах.
– Я очень испорченный садист, в тысячу раз хуже, чем в фильмах ужасов. Тебе разве об этом не говорили, родная? – шепчет он мне на ухо. Потом берет меня за подбородок и пристально вглядывается, как будто я – глубокий колодец, в котором он ищет способ удовлетворить свои самые сокровенные желания. Я ласкаю его и говорю: «Мы – идеальная пара, потому что я мазохистка», – он целует меня, отвечая, что всегда это знал.
Настал день сюрприза. Пабло заезжает за мной в отель к десяти часам ночи. Как всегда, машина с четырьмя охранниками следует за нами на безопасном расстоянии.
– Не могу поверить, что такая женщина, как ты, не умеет водить машину, Вирхиния, – говорит он, срывая машину с места. – На сегодняшний день только душевнобольные не умеют этого делать!
Отвечаю: любой полуграмотный шофер может водить автобус с пятью передачами, а я почти слепая, с интеллектуальным коэффициентом 146. Вместо вождения автомобиля он скорее пригодится, чтобы вбивать в голову 10 000 лет цивилизации и запоминать получасовые репортажи за пять минут, так как я не могу разглядеть телесуфлер. Пабло спрашивает, во сколько я оцениваю его коэффициент IQ. Отвечаю: где-то 126.
– Нет мадам, мой подтвержденный минимум – 156, не обольщайся!
Утверждая, что это нужно еще подтвердить, я прошу притормозить до скорости мысли. На 180 километрах в час мы, конечно, будем невероятно умными, но умрем раньше времени.
– Мы оба знаем, что не боимся смерти, не так ли, всезнайка? Сейчас увидишь, что тебя ждет, раз ты такая независимая. Сегодня я в очень плохом настроении и уже устал от телохранителей, что следуют за нами повсюду, они не отстают ни на минуту, уже надоели. Думаю, есть только один способ оторваться от них. Видишь другую сторону шоссе, там, внизу, слева от меня? У тебя пристегнут ремень, да? Тогда держись крепче, через тридцать секунд мы будем там, на встречке. Если не выйдет, увидимся в следующей жизни, Эйнштейн! Раз… два… трииииии!
Автомобиль вылетает и катится по склону, покрытому пыреем. Сделав переворот, сопровождаемый тройным сальто, машина замирает несколькими метрами ниже. Я два раза очень больно ударилась головой, но не проронила ни слова. Пабло приходит в себя за секунды, машина со скрежетом сдает назад. Эскобар продолжает ехать по противоположной стороне дороги в направлении своей квартиры. Через пару минут мы вносимся в гараж, как болид, дверь за нами закрывается, и автомобиль резко тормозит в нескольких миллиметрах от стены.
– Уфффф! – говорит он, облегченно вздохнув. – Сейчас мы уж точно оторвались, но, очевидно, завтра мне придется уволить этих парней. Представляешь, что могло бы случиться, если бы кто-то вроде меня решил нас похитить?
Я улыбаюсь про себя, но храню молчание. Мне больно, но я не собираюсь доставить ему удовольствие и говорить то, что он хочет услышать. Никто не сравнится с Эскобаром в хладнокровии. Мы поднимаемся в пустой пентхаус, я замечаю камеру напротив входа в спальню. Сажусь на стул с низкой спинкой, а Пабло, скрестив руки, останавливается напротив. Угрожающим тоном с леденящим выражением глаз он произносит:
– Ну, теперь ты видишь, у кого здесь самый высокий коэффициент IQ и кто настоящий мужик, да? А если начнешь жаловаться или сделаешь хоть одно неверное движение, пока я готовлю тебе сюрприз, я разорву надвое твое платье, запишу на камеру происходящее и продам видео прессе, понятно, Мэрилин? Так как я держу свое слово, начнем с того… что свяжем тебе глаза. Думаю, нам также понадобится моток скотча… – добавляет он, напевая «Feelin’ Groovy» группы «Simon and Garfunkel», надевает мне черную повязку на глаза, крепко связав ее двойным узлом. – И наручники… куда же я их положил?
