Я даже не повернулась посмотреть на его выражение лица. Через секунду Пабло спрашивает, что ответила «Золушка». И я дословно повторяю:
– «Поскольку ты всегда был сторонником «свободного» брака, может, хочешь разделить меня с Пабло Эскобаром, которого ты превратил в легенду? Мои мужья не были похожи на «предводителя оленей», в отличие от тебя, женившегося на самой страшной женщине Колумбии, каково же тебе будет, если женишься на самой красивой?»
Пабло хохочет от души, отмечая: Фелипе Лопес способен на все ради того, чтобы скрыть свои секреты… и тайны жадных магнатов. Уточняю: скорее тайны щедрых вложений обоих наркокартелей в продвижение его папы. Рассказываю Пабло, что семья Лопес продолжает строго следовать предписаниям Уинстона Черчилля Георгу VI
[250]. Однажды король спросил у премьер-министра: зачем держать в кабинете министров «этих ужасных лейбористов».
Черчилль, говоривший на том же языке, что и король, ибо был внуком герцога Мальборо, – да и разговор был публичным – ответил, изящно описав руками два полукруга по бокам:
– Ваше величество, затем, что лучше держать их внутри, чтобы они отсюда гадили наружу, чем оставить их снаружи, чтобы они гадили внутрь – сюда!
Мы снова смеемся, а Пабло говорит, что больше всего будет скучать по моим историям. Отмечаю: его истории лучше, поэтому он хочет оставить меня «при себе». Пабло уверяет, что я была единственной женщиной, распахивающей настежь двери лифта, как «Супермен»; он никогда не забудет, как я ревела от слезоточивого газа (и не только), не беспокоясь о косметике, добавляя, что еще не встречался с женщиной, у которой двадцать жизней. Тогда я напоминаю: он всегда должен помнить, что у него только одна жизнь. В день, когда он потеряет ее, мне захочется застрелиться. Мы, как обычно, перебрасываемся фразами. Получается некий словесный пинг-понг. Внезапно на светофоре загорается красный, и мы останавливаемся. Мы никогда раньше так не делали, ночью он всегда ехал как беглец от правосудия, не так медленно, как сегодня вечером. Повернувшись направо, я вижу, что женщина за рулем соседнего автомобиля узнала нас, и не может поверить своим глазам. Мы оба приветствуем ее, а Пабло посылает огромный воздушный поцелуй. Она радостно улыбается. Я говорю, что, раз уж теперь он стал настоящим секс-символом, то ему необходимо больше заниматься любовью, а не войной. Пабло смеется, взяв мою руку, целует ее, как бы благодаря за подаренное мной счастье, и с хитрым взглядом обещает, что с этого момента попытается меньше есть. Тогда я произношу:
– Этой ночью, когда счастливая женщина расскажет мужу, что ты с ней флиртовал, он просто посоветует ей обратиться к психиатру или окулисту. Усмехнувшись, не отрывая глаз от газеты, он воскликнет, что она – обычная нимфоманка, которой не помешало бы сесть на диету. Или что ты – неверный муж, а я грешница. Поэтому мужья такие скучные…
А поскольку с ним мне уже терять нечего, я воспользовалась радостным настроением, вернувшись к первоначальной цели своего визита:
– Пабло, Луис Карлос Галан станет президентом и на следующий день снова введет экстрадицию. Тебе необходим мирный союз с Хильберто, нужно разработать единый план перемирия с «M-19», они же умные ребята и ваши общие друзья.
– Нет, любимая, Галан никогда не станет президентом!
– Перестань обманывать себя, его выберут в 1990-м. Но у всех есть своя цена, и лучше всех это известно тебе.
– Возможно, его и выберут, но он не вступит в должность! Ты что, предлагаешь мне подкупить его?
– Нет, тебе бы не удалось. Думаю, цена Галана – достижение мира. Вот бы El Mexicano забыл о слепой ненависти к коммунистам и попробовал организовать перемирие с «Патриотическим союзом» и «ФАРК», а ты бы прекратил глупую войну с картелем Кали, чтобы объединиться с Гильберто и «Эль Эме» («М-19»)… Если убьешь Галана, история сделает из него нового Хорхе Эльесера Гайтана, а ты станешь очередным Роа Сьерра. Ты не такой, любовь моя, не желаю тебе подобной гибели, ты этого не заслужваешь. У тебя выдающиеся лидерские качества, ты участвуешь в жизни общества, управляешь СМИ, обладаешь авторитетом. Многие нуждаются в тебе, Пабло, тысячи бедняков. Ты не можешь оставить их на произвол судьбы.
– Все гораздо сложнее, чем ты думаешь. Мной заинтересовались полиция и департамент безопасности (АДБ), заручившись поддержкой из Кали. Нам с El Mexicano нужна армия. По сравнению со службой разведки (B2), которая на нашей стороне, полиция и секретная служба – просто безобидные монашки! У «Санто» тоже много связей в органах безопасности и высшем военном командовании. Я прекрасно знаю, он оказывает услуги обоим картелям (поскольку политики не верны никому), и использую его так же, как это делают Родригесы. Произойдут ужасные события, Вирхиния, и ты абсолютно ничего не можешь поделать, чтобы это изменить.
Убеждаю его: злобные колумбийские политики должны довольно потирать руки. На их стороне Административный департамент безопасности (АДБ), Родригесы помогают им деньгами, а его и Гонсало политическая наивность позволят этим политиканам использовать их для того, чтобы избавиться от любого кандидата на пост президента, угрожающего их сытому непотизму, посольским карьерам и рекламным кампаниям принадлежащих им СМИ.
– Вы оба окажетесь идиотами, которых правящие семьи и финансовые воротилы просто используют. Когда тебя убьют, Хильберто присвоит твой бизнес, а Альфонсо Лопес и Эрнесто Сампер укоренятся во власти. Мне тоже известно, что с тобой произойдет.
Пабло снова повторяет, что ему не нравится, когда я так с ним разговариваю. Глядя на него, я вижу, он выглядит уставшим, словно внезапно постарел. Мы проговорили четыре с половиной часа, я поведала ему правду, которую раньше не осмелилась бы рассказать, постоянно напоминая ему о его сопернике. Я прощаюсь с ним навсегда. Уточняю: их общая проблема именно в том, что нет никого, кто бы сказал им правду. За каждым неприлично богатым мужчиной скрывается либо союзница, либо рабыня. Он поворачивается, смотрит на меня и удивленно спрашивает, что это значит. А поскольку я знаю, что мои слова будут эхом повторяться в его голове и останутся в памяти, я объясняю:
– Это значит, что твоя жена святая, а жена твоего врага – гадюка. Нутром чую, они принесут вам гибель. Не спрашивай почему. Могу только сказать, что на всю оставшуюся жизнь сохраню мысли о тебе в своем сердце. Теперь ступай с богом, любовь моя.
Мы останавливаемся в нескольких метрах от двери отеля и прощаемся навсегда.
Мы оба знаем: это последний раз, когда я вижу его живым.
Он берет меня за шею и в последний раз целует в лоб.
В полной тишине мы в последний раз гладим друг друга по лицу.
С глазами, наполненными предвкушением бесконечных расставаний, мы смотрим друг на друга в последний раз.
