Он не говорит больше ничего. Только добавляет, что, как только решит парочку проблем, мы снова вернемся к этому разговору. Он знает, что у меня за душой ни гроша. Я понимаю, что это значит: все будет зависеть от того, случится или нет война с Эскобаром. А на данный момент я являюсь еще одним поводом для конфликта между ними. Причем довольно чувствительным поводом. И не потому, что Эскобар все еще любит меня: он просто не может позволить, чтобы все его секреты и слабые места, вся эта драгоценная информация, которая хранится в моей памяти и сердце, попала в распоряжение его злейшего врага. Я понимаю, что Пабло продолжает прослушивать мой телефон. Тем или иным способом он уже дал понять Родригесу, что в этом конкретном случае он может оказаться гораздо бо́льшим собственником, чем все его гиппопотамы, вместе взятые.
В декабре Хильберто пригласил нас с Глорией Гайтан в Кали. Мне показалось, что обе стороны были рады знакомству. На следующий день я встретилась с ним наедине. Он подтвердил, что мои предчувствия верны и что рано или поздно должно произойти то, о чем Пабло предупреждал меня еще очень давно.
– Каждый раз, когда La Fiera видит тебя на экране телевизора, она зовет нашего одиннадцатилетнего сынишку со словами: «Иди сюда, посмотри на свою мачеху!» О тебе мечтает каждый богатый человек. Ты – золотая жила хозяев косметических лабораторий, но ты слишком поздно появилась в моей жизни.
Я замечаю, что если он имеет в виду мой возраст, а это, очевидно, так, то я нахожусь в своей лучшей форме.
– Нет, нет, речь вовсе не об этом. Я хочу сказать, что я был дважды женат на женщинах еще более безродных, чем я, а ты ведь принцесса, Вирхиния. Видишь ли, вчера вечером La Fiera попыталась убить себя. А очнувшись, сказала, что если я снова увижусь с тобой хотя бы однажды, даже для того, чтобы просто выпить чашечку кофе, она отберет у меня навсегда моего дорого мальчишку, моего маленького чемпиона в гонках на картах. А я люблю его больше всего на свете. Мой сын – единственная причина, по которой я все еще с этой женщиной. И единственная истинная причина моей не вполне законной деятельности. Я вынужден выбирать между своим сыном и бизнесом с тобой.
Я отвечаю, что, если он профинансирует мой косметический бизнес достойным вкладом, я построю свою империю таким образом, что никто никогда не узнает, что мы партнеры. До конца своих дней он сможет получать доход от этого легального бизнеса. А такая необходимость может возникнуть, потому что новые законопроекты, направленные на борьбу с незаконным обогащением – в том числе конфискация имущества, – в скором времени резко ужесточены. Снисходительным тоном он отвечает, что у него уже сотни легальных компаний, которые платят уйму налогов.
Попрощавшись с ним навсегда, я думаю о том, что этот двуличный тип гораздо опаснее, чем Пабло Эскобар и Гонсало Родригес, вместе взятые. Только бог знает, что у него на уме! Вернувшись в Боготу, я разглядываю себя в зеркало и решаю подбодрить себя знаменитой фразой, которую произносит Скарлетт О’Хара в «Унесенных ветром»: «Лучше я подумаю об этом завтра. Ведь завтра будет новый день!» Посмотрим, что произойдет в 1988-м. Пусть они поубивают друг друга, если им так нравится. Я ничего не могу с этим поделать. Хильберто – обычный человек, а когда Пабло встает у кого-либо на пути, даже самые храбрые и самые богатые отступают. На моем счету в банке лежат двенадцать тысяч долларов и еще тридцать в сейфе. У меня хорошая фигура, мне идут дизайнерские платья, и я решаю, что могу себе позволить съездить в Карейес: на фотографиях рекламных проспектов тамошние пляжи выглядят весьма заманчиво.
Карейес, курорт на Тихоокеанском побережье Мексики, стал одним из райских местечек для самых изысканных богачей планеты. Меня пригласила туда красавица-модель Анхелита, чтобы не скучать одной среди французов и итальянцев, пока ее жених, парижанин и игрок в поло, руководит строительством новой спортивной площадки. Мы даже не упоминаем Пабло, который пять или шесть лет назад был ее воздыхателем. Мы не обсуждаем мою жизнь последних лет. В первый же вечер меня знакомят с Джимми Голдсмитом
[254]. Он восседает во главе километрового стола, за которым собрались его дети, друзья и подружки его детей. Все загорелые, красивые и счастливые. Когда легендарный франко-английский магнат пожимает мне руку и радушно улыбается, я думаю, что это, пожалуй, самый привлекательный мужчина из всех, кого я встречала в своей жизни. Такие, должно быть, друзья у Дэвида Меткалфа. Именно Голдсмиту принадлежит знаменитый афоризм: «Мужчина, который женится на любовнице, берет в приданое рога»
[255].
Сэр Джеймс успел продать все акции своей компании незадолго до падения биржи. Он заработал на этом шесть миллиардов долларов. Кроме того, он был женат на дочери Антенора Патиньо
[256]. Глядя на бунгало, где веселилась семья Голдсмита и слушая превосходное выступление марьячис на дне рождения его дочери Аликс, я спрашивала себя, почему жадные нувориши не могут привнести в свою жизнь немного стиля, как сказал бы Меткалф. Пабло и Хильберто на треть младше этого человека и, к слову, в два или в три раза его беднее. Так почему бы им не наслаждаться жизнью, нежась на солнце возле теплого моря, и не обживать уютные бунгало с панорамными бассейнами? Почему они только и думают о том, как бы поубивать друг друга?
Почему El Mexicano не слушает песни марьячис, вместо того чтобы расстреливать кандидатов в президенты? Почему Пабло предпочитает общаться с королевой красоты от департамента Путумайо, а не с этими прекрасными девушками? Почему Хильберто не видит потенциала в этих землях, которые сейчас продаются за гроши, а через несколько лет будут стоить целое состояние? Богатые, знатные и хорошо осведомленные европейцы уже все разведали и приехали разобрать куски этого лакомого пирога, пока он не закончился.
Я прихожу к выводу, что для того чтобы воспитать хороший вкус и приобрести некоторый шарм, избавляющий от клейма парвеню, необходимы усилия нескольких поколений. А судя по тому, как обстоят сейчас дела с продолжительностью жизни, потомкам наших нуворишей придется подождать лет эдак пятьсот, чтобы стать похожими на сидящих передо мной людей.
Однажды вечером, уже в Боготе, я вернулась домой часов в одиннадцать, после ужина с моими подругами. Через пять минут позвонил консьерж и сказал, что некто Вильям Аранго пришел ко мне со срочным поручением от своего шефа. Этот человек был секретарем Хильберто Родригеса Орехуэлы. Хотя меня удивил столь поздний визит, я попросила впустить его. Я предположила, что его патрон находится в Боготе и что он, быть может, изменил свое решение по поводу нашего совместного бизнеса. Возможно, это касается войны картелей, и поэтому Хильберто не хочет говорить по телефону. Двери лифта открывались непосредственно в фойе моей квартиры. Я нажала на кнопку, и, услышав, что лифт начал движение вверх, как всегда, уже машинально, положила «беретту» в карман пиджака.
