За месяц, что провел с Тимофеем, он много чего узнал для себя полезного. По крайней мере, сейчас он уже не кидался к каждому лежащему на дороге валуну в надежде, что именно в нем и есть драгоценное серебро.
Более всего запомнился ему совет Тимофея искать по возможности старые колодцы, которые разрабатывали когда–то в древности обитатели этих земель, которых серебро интересовало ничуть не меньше самого Ивана.
Сейчас он вспоминал, что год назад видел какие–то темнеющие меж деревьев ходы на склонах гор, заросшие сосняком и густой травой, но не придал им никакого значения, приняв за звериные норы или отверстия, промытые водой. Теперь же он решил в первую очередь найти те колодцы и поискать руду возле них.
Прошло около часа, а Георгий Федюнин все не возвращался. Иван отправил на розыски второго солдата, Артамона, а сам остался ждать, не объявится ли Георгий. Но прошел еще час, вернулся Артамон и, пожимая плечами, сообщил:
— Прошел вблизи все, а Егорки нигде и нет, как сквозь землю провалился.
— Странно это, — удивился Иван, — пошли вместе искать. Тут, вроде как, и потеряться особо негде.
Они отправились вдвоем, пытаясь по измятой траве определить, где шел Федюнин, попеременно кликали его, надеясь, что услышит, отзовется, даст о себе знать. Но в лесу было тихо, и лишь напуганная их криками сорока громко стрекотала в соседнем перелеске, оповещая о появлении людей все живое вокруг.
— Заблудиться он не мог, — рассуждал на ходу Сенцов, — сибиряк, чай, не первый раз в лесу.
— Может, медведь задрал, — предположил худшее Иван.
— Вряд ли, — не согласился Артамон, — я его давно знаю, Егорку–то, он вывернется, ловкий парень.
— Мне старики сказывали, коль медведь сзади наскочит, навалится враз, то и пикнуть не успеешь, как заломает.
— Так ведь ружье у него, стрельнул бы… — неуверенно возразил Сенцов.
Они сделали изрядный крюк, верст пять, но не нашли ни следов, ни самого солдата и вернулись обратно в лагерь. Начало уже темнеть, и продолжать поиски было бессмысленно.
— А сбежать он не мог? — предположил Зубарев.
— Да куда тут бежать–то, — не согласился с ним Сенцов, — только что к медведю в берлогу.
— В берлогу, говоришь, — внезапная догадка осенила Ивана, — а ведь могло и такое статься…
С наступлением темноты лес вокруг них наполнился незнакомыми звуками, шорохами, где–то неподалеку кричала ночная птица, ей ответил громким уханьем сыч, а где–то рядом с костром, на старом пне, зажглись огоньки светлячков. Вдруг Сенцов, который вызвался дежурить до утра, тронул Ивана за руку и шепотом спросил:
— Может, послышалось мне или кричит кто?
— Егорка, думаешь? — стал вслушиваться Иван, и ему тоже послышался слабый, словно придушенный, крик, доносившийся со стороны двуглавой горы.
— А кому тут еще взяться?! — вскочил на ноги Артамон и громко закричал:
— Егор! Георгий! Где ты?! — через какое–то время слабое эхо отозвалось им, протяжно повторив "ы–ы–ы…", а потом послышался все тот же сдавленный крик, словно человек кричал из мешка или из–под земли.
— Может, лешак дурит? — округлил глаза Сенцов, — Дед мой рассказывал о том, как по молодости неделю его леший по тайге водил, пока он совсем из сил не выбился, в болоте по самые уши не увяз. Ладно, охотники на него наткнулись…
— С нами крестная сила, — набожно перекрестился Иван, — всяко может статься… Только сейчас в лес соваться все одно бесполезно…
Ночь они провели почти без сна, и им все казалось, что рядом, совсем вблизи, ходит, посапывая, кто–то большой и грузный, а на вершине горы мелькало непонятное свечение, и, в довершение всего, где–то отдаленно несколько раз громыхнул гром, и задрожала земля.
Как только совсем рассвело, они отправились в том направлении, откуда ночью слышались крики. Правда, сейчас, сколько они ни звали, никто не откликался, и утром уже не казался таким страшным и загадочным, как ночью.
Пройдя до основания горы, они углубились в молодой сосняк, который рос лет десять, а то и больше на месте сгоревшего леса. Кругом лежали полусгнившие, местами обугленные, огромные стволы деревьев, причудливо переплетясь, а прямо, меж них, поднимались молодые, с острыми иглами сосенки, набирая силы, тянулись к небу, словно и не было никогда здесь страшного пожара, погубившего все живое. Иван перелез через один из стволов и крикнул. Тут же в ответ справа от него донесся жалобный крик, идущий откуда–то снизу, как будто из–под земли:
— Братцы… Здесь я… В колодце…
Иван кинулся на крик и чуть не провалился в старый с размытыми водой краями колодец. Он опустился на землю и свесил голову вниз, увидел на дне колодца, глубиной саженей в пять, стоявшего на ногах Георгия Федюнина, опиравшегося на ружье.
— Как же тебя угораздило колодец не заметить? — спросил его Зубарев.
— И сам не знаю, козел проклятущий показался мне на опушке, я — за ним, а он то за дерево, то снова выскочит и на меня глазом зырк–зырк, и снова бежать. Потом уже, когда в колодец угодил, понял, нечистый то был. Он меня и завел как раз сюда на погибель…
— Живой! — крикнул подбежавший следом Артамон Сенцов. — Ну, слава Богу, а то мы уж всякое передумали.
— Живой–то живой, вот только нога не гнется, — ответил снизу Георгий.
— Ладно, как вытащим, разберемся, что к чему. Тащи сюда веревку, приказал Иван Сенцову.
Когда Федюнина извлекли наверх, осмотрели распухшую ногу, которую он, судя по всему, вывихнул во время неудачного падения, то Иван заволновался, сможет ли Георгий идти сам.
— Да, вроде, ничего, — сделал тот несколько неуверенных шагов, — на мне, как на собаке, быстрехонько все заживает, не сумлевайтесь, — ему самому было неловко за свою оплошность, и он чуть хорохорился, показывая всем видом, мол, ничего, и не такое бывало. Потом, спохватившись, сунул руку в карман и вытащил оттуда несколько зеленоватых камешков, протянул Ивану. Во, чего я в том колодце на дне нашел… Не это случаем ищешь?
Зубарев до поры скрывал от солдат, зачем именно отправились они на Урал, да и те не особо проявляли интерес, занятые новыми впечатлениями. Не зная, как повернется дело в дальнейшем, Иван сообщил им лишь то, что отправился он на поиски камней по заданию губернатора, а что за камни им требуются, о том молчал. Сейчас, когда он взял в руки извлеченные со дна колодца Георгием камни, он скорее внутренним чутьем понял, что это и есть знаменитые уральские самоцветы, названий которых он не знал, не интересовался прежде, но к разыскиваемому им серебру они явно никакого отношения не имели.
— Не то это, — покачал Зубарев головой, — не они нужны.
— А я знаю, что это за камни будут, — протянул неожиданно руку Сенцов и, взяв их у Зубарева, глянул через полупрозрачный камень на свет, счистил налипшую глину. — Встречал я раньше такие на браслетах у татар… Вроде как, изумруды зовутся.
