— Те, которые у вас при дворе служат… — рассеянно отвечала Чоглокова и добавила, чуть помолчав, — канцлером.
— Сведешь ты меня, сестричка дорогая, в могилу когда–нибудь, — шумно вздохнула императрица. — А? Каков канцлер? — спросила, обращаясь уже к Шуваловой.
— Давно тебе об этом, матушка, толкую, — поддакнула Марфа Егоровна. Сразу и помчался сломя голову до Катьки. Не зря, ох, не зря он к ней ездил, точно говорю.
— Хорошо, о том позже поговорим, — обессиленно опустилась обратно на подушки императрица. — Племянничек мой с супругою своей не ссорятся больше? вновь обратилась к бестолково смотрящей на нее Чоглоковой.
— Вроде, как нет, — быстро и чуть испуганно, боясь в очередной раз не угодить государыне, ответила та. — Но и большой любви меж ними пока не видно. Лизка Воронцова племяннику вашему глазки все строит, хихикает, шушукаются с ней в парке во время прогулок. И в покоях часто одни остаются.
— Что?! — вновь вскрикнула императрица и начала подниматься; но Шувалова удержала ее, снова уложила на постель. — Вы мной туда с муженьком своим ворон, что ли, считать отправлены? Как можно допустить, чтоб наследник престола один оставался с девкой какой–то?! Как ее?
— Лизка Воронцова, — услужливо подсказала Чоглокова.
— Это страшная такая из себя? С лошадиной мордой? — удивилась императрица, вспомнив хорошо известную ей девушку. — Да что он в ней нашел? До сих пор отцом стать не может, а туда же! Вот что творится на белом свете! Стоило мне только захворать ненадолго, а тут столько всего. Чего–то еще не досказала? — стрельнула она взглядом в и без того напуганную фрейлину. Говори, все одно и без тебя узнаю. Ну?
— Записка перехвачена начальником караула была…
— К кому записка? К Петру? От кого?
— Нет, не к его высочеству, а к жене его, к Екатерине Алексеевне. Свидание ей назначали, стихи любовные в ней…
— Подписано кем? — буравила ее сердитым взглядом карих глаз Елизавета Петровна.
— Две буквы "С" стоят, и все.
— Подай сюда записку, — требовательно протянула императрица руку.
— Нет ее, муж сжечь велел, — развела она руками.
— Олухи царя небесного! — дала волю своему гневу государыня. — За что вам только деньги платят? Свиней пасти и то не способны, — но, поняв, что сказанула лишнее, поправилась, — в свинопасы тебя с муженьком вместе определю, коль еще раз такую оплошность совершите. Скажи лучше, кто там у вас из молодых имя на букву "с" имеет? — Но фрейлина подавленно молчала, не издавая ни единого звука, и лишь беспрестанно хлопала длинными густыми ресницами. — Савелий? Севастьян? Степан? Семен? Сергей? — начала подсказывать ей императрица. При последнем имени та радостно улыбнулась и замахала ручками, прощебетав:
— Угадали! Есть у нас Сергей Салтыков, красавец!
— И что мне только с вами, бестолковыми, делать, — устало улыбнулась императрица, не в силах больше сердиться на поникшую перед ней двоюродную сестру. — Детишки твои как? Не болеют? Здоровы?
— Слава Богу, здоровы пока. В воскресенье на службе были, причастились.
— Иди, нянчи детишек, — безнадежно махнула в ее сторону государыня, может, хоть в том счастлива будешь. — Чоглокова сделала торопливо низкий реверанс и выскочила вон.
— Чего себе душу рвешь? — укоризненно произнесла Шувалова. — Умней оттого она не станет, на всю жизнь такой и останется.
— А кого другого поставить на их место с муженьком — не знаю. Думала, поддержкой и опорой племяннику и жене его будут, а они за его шалостями углядеть не могут.
— Хороши шалости, — недовольно пробурчала Марфа Егоровна, — за уши его бы надрать да крапивы в штаны наложить. Вот батюшка наш покойный, бывало, братовьев моих… — начала она привычно воспоминания, но императрица остановила ее, попросив:
— Про батюшку своего успеешь еще рассказать, а сейчас надо немедленно сыскать Салтыкова того, узнать, чей он будет. Случаем, не графа ли Петра Семеновича родственник. Исполнишь или Настасью Измайлову попросить? — Марфа Егоровна сердито скривилась, поскольку недолюбливала Измайлову, которая, как и она, имела право входить к государыне в любой день и час на правах ближней подруги. Ответила сдержанно:
— Без нее все вызнаю. Только зачем он тебе, молодец тот? Пущай бы и дальше записочки писал, коль законному мужу до жены собственной никакого дела нет.
— Потом объясню, — отмахнулась императрица, — но есть план один у меня, и коль тот молодец не дурак окажется, то… — и не договорила, потому что через маленькую боковую дверь в спальню тихо вошел Иван Иванович Шувалов и радостно протянул обе руки к императрице. — А я думала, и ты про меня забыл, разулыбалась она и кивком головы отослала Марфу Егоровну прочь от себя. Та обиженно поджала губы и вышла в ту самую боковую дверь, откуда только что появился Иван Иванович, и, оглянувшись, увидела, как государыня притянула его к себе и нежно поцеловала в губы.
— Ой, Ванька, повезло тебе, еще как повезло. Только ты сам того не понимаешь… — на ходу ворчала Марфа Егоровна, плотно прикрывая за собой небольшую дверцу в спальню императрицы, — хоть ты, может, ее лучше всех лекарей один и вылечишь….
2
Болезнь императрицы внесла сумятицу в умы многих петербургских вельмож, дыхнув в лицо мраком неизвестности в случае прихода на престол нового наследника. Вспомнилось мрачное время царствования Анны Иоанновны, когда ссылки и казни стали обычным делом и каждый сколько–нибудь заметный человек, совершив неосторожный шаг, сказавши не то слово, мог оказаться на другой день в застенке. Вот тогда–то взоры большинства именитых людей обратились к молодому двору, к наследнику, племяннику императрицы — Петру Федоровичу. Будущий император был на двадцать лет моложе своей царственной тетушки, которая во время их первой встречи, прослезившись, обещала стать второй матерью четырнадцатилетнему юноше.
Первоначально все складывалось настолько превосходно, что императрица сама поверила в обретение приемного сына, который станет ее преемником и со временем продолжит государственное служение. Но постепенно юноша стал выказывать такие черты характера, граничащие с непокорностью, порой переходящие в прямое неповиновение, что Елизавета Петровна сочла за лучшее отдалить его от себя, поместив в Ораниенбауман и приставив для воспитания академика Шмелина. Однако учитель наследника вскоре обнаружил полное отсутствие у молодого человека каких–либо приличествующих для человека столь знатного происхождения знаний, за исключением огромной страсти ко всему военному.
Когда привезли его невесту, ставшую впоследствии супругой, то Петр Федорович не проявил ни малейшего интереса к ее девичьим прелестям и желанию императрицы поскорее стать бабушкой. На этот счет в столице втихомолку рассказывались скабрезные и не совсем приличные анекдоты, но их виновник продолжал с завидным постоянством день за днем проводить за игрой в солдатики, нимало не заботясь о выполнении супружеских обязанностей и продолжении рода царствующей фамилии. Императрице пришлось подключить для выяснения причин столь необычного поведения наследника целый штат придворных медиков, с которых предварительно бралась клятва о сохранении в строжайшей тайне рода их деятельности. Но, то ли из–за чрезмерной учености, то ли из–за простой недогадливости, ни один из них не мог объяснить причину целомудренности поведения императорского племянника. Тогда призвали к ответу его супругу, Екатерину Алексеевну, и она без утайки поведала государыне о сохранении со дня свадьбы девственности, наивно полагая, что у царственных отпрысков, на ее взгляд, все происходит несколько иначе, нежели у обычных людей. Императрица не знала, плакать ей или смеяться. Дело при всей комичности ситуации могло обернуться со временем большими неприятностями. Ей тут же вспомнился холмогорский затворник Иоанн Антонович, имеющий не меньше прав на престол, нежели ее племянник. Необходимо было что–то предпринимать не мешкая, а потому, разуверившись в знании столь тонкого предмета иноземными медиками, Елизавета Петровна обратилась к помощи обычной повивальной бабки, рекомендованной вездесущей Марфой Егоровной Шуваловой. Бабку под благовидным предлогом направили вместе с царским племянником в баню, и та, пристально оглядев наследника, без труда обнаружила в "крайней мужской плоти" незначительный дефект, наличие коего и не позволяло тому испытывать присущее мужчине влечение к женскому полу. Больших трудов стоило уговорить Петра Федоровича подвергнуться хирургическому вмешательству, через которое проходят все мусульманские и еврейские мальчики еще в детстве. Императрице потребовалось применить угрозы и уговоры, дабы переломить упрямство племянника. Ладно бы, если дело касалось его одного, но тут целое государство оказалось поставлено под угрозу новых политических перемен, не появись на свет законный наследник престола. В сердцах государыня даже пригрозила выслать Петра Федоровича обратно за границу, в милую его сердцу Голштинию, и, верно, перегнула палку, поскольку с тех пор меж ними и наступило заметное охлаждение, со временем перешедшее в плохо скрываемую неприязнь.
