Иван торопливо и сбивчиво изложил цель своей поездки, не забыл упомянуть, что родной брат Федора Корнильева — почтенный купец, избран президентом городского магистрата, и, в случае оказания действенной помощи с чьей–либо стороны, не поскупится и отблагодарит достойно.
— Ох, не нравится мне ваша затея, — покрутил головой Кураев, — а вы что можете сказать обо всем услышанном? — обратился он к стоящему рядом сотнику.
— Не впервой мне про такие истории слушать, — шмыгнул тот обгоревшим на солнце носом, — надобно им в степь ехать до переправы через реку, а там ждать, пока кто не выйдет на них из инородцев. Те по своей почте быстро известят кого следует. И пары дней не пройдет, как к ним явятся нужные люди.
— Про какую почту вы говорите? — переспросил Кураев. — Неужели у этих варваров имеется хорошо отлаженная почта? Расскажи мне кто другой, ни за что не поверил бы.
— Это мы так только называем, мол, почта. А на самом деле кто его знает, как оне сообщаются меж собой обо всем, что происходит. Бывало, выедем мы из одного становища к другому ранним утром, ночью никто не уезжал, стерегли. Ладно, едем себе, никого не встретим по пути, приезжаем в другое становище, а там про нас все–все известно уже. И как начальника зовут, и откуль едем, чего везем, сколь нас есть всего. Обо всем понятие имеют. Вот мы и прозвали ихнее сообщение почтой.
— Может, ручных голубей пускают? — высказал предположение Кураев.
— Откуда им взяться, голубям здесь. Коршуны, ястребы, да воронье одно. Слыхивал, будто дымом сигналы подают, но так ли это, доподлинно сказать не берусь.
— То не так и важно, — отмахнулся Кураев и ненадолго задумался. — А не дадите ли вы мне, господин сотник, десяток казаков для исполнения задуманного дела? Я напишу о том соответствующий рапорт губернатору.
— Оно, может, и можно, только не по вашему ведомству состоим мы, ваше высокоблагородие, — вновь прищурил один глаз сотник, отчего стал выглядеть довольно курьезно и совсем по–ребячески.
— Отойдемте–ка в сторонку, — взял его под локоток Кураев и что–то негромко стал объяснять. Потом полез за пазуху и вытянул оттуда свернутый в трубочку помятый лист белой бумаги, развернул его и дал прочесть сотнику. Тот сразу подобрался, вытянулся и с готовностью заявил:
— Рад помочь, ваше высокоблагородие. Даю в ваше полное распоряжение урядника, а с ним десять человек казаков, каких сами пожелаете выбрать.
— Да ладно вам, — остановил его поручик, — не тянитесь так, не на смотру. Казаков дадите опытных, чтоб могли в степи дорогу находить и вообще… добрых ребят. Договорились?
— Рад стараться, ваше высокоблагородие, — продолжал тянуться перед столичным офицером сотник, — все будет исполнено. — Потом помялся и добавил как бы через силу, — только рапорт напишите, не забудьте.
— Напишу, непременно напишу, — успокоил его поручик, — и его сиятельству графу доложу о вас лично при первой возможности.
От услышанного сотник чуть не подпрыгнул, взвился, встал на цыпочки и рявкнул во все горло:
— Открыть ворота для господ купцов! Разместить в офицерской казарме и накормить отдельно.
Офицерским корпусом оказался похожий на сарай длинный деревянный дом с двумя маленькими подслеповатыми, слюдяными оконцами. Какие–либо перегородки внутри отсутствовали, а вдоль стен тянулись сложенные из самана топчаны, покрытые грубым солдатским сукном. Здесь же висели седла, конская упряжь, стояли кадки с водой и грубо вытесанный из ствола дерева стол. Вместо стульев служили ременные трехногие сооружения, которые при необходимости легко сворачивались и столь же легко расставлялись. Вся посуда на столе была, судя по всему, самодельной из плохо обожженой глины. В казарме вились роем черные мохнатые мухи, отчего в воздухе стояло непрерывное гудение и хотелось скорее выскочить на улицу. К счастью, приоткрылась дверь, и Ивана окликнул не пожелавший заходить внутрь поручик:
— Эй, купецкий сын, выйдите на улицу, чтоб здесь спокойно поговорить. Иван с радостью покинул казарму, и они вместе с Кураевым прошли в тень стены. — Не сообщайте никому, что везете с собой выкуп, — посоветовал ему поручик. — Я вас правильно понял, дело идет именно о выкупе?
— Конечно. Я должен буду выкупить у них своего брата. Но об этом легко может догадаться каждый.
— Значит, с вами имеется определенная сумма… Кому вы уже успели сказать про пленного брата и про выкуп?
— Да никому… Лишь казаки на воротах и слышали, — Зубарев с удивлением глядел на Кураева, не понимая, куда он клонит разговор.
— Дело в том, что в крепости находятся в услужении несколько инородцев, и я боюсь, как бы весть о вашем появлении с выкупом раньше времени не разнеслась по степи. Тогда дело необычайно усложнится.
— Но ведь они здесь, в крепости. Как они могут сообщить обо мне в свои становища?
— Кто их знает, как. Сообщают. Сами слышали. Я попрошу сотника никого не выпускать из крепости до самого нашего отъезда, да и потом не мешает денька два подержать ворота закрытыми. Хорошо, отдыхайте пока, а уже завтра, возможно, придется выступать с утра пораньше, — и поручик, круто повернувшись на каблуках, зашагал вглубь крепости, оставив Ивана одного.
Рано утром, когда на дворе было еще серо, Ивана разбудил Никанор Семуха, сообщив, что лошади оседланы. У ворот собрались десять человек приданных им в помощь казаков во главе с урядником. Не было пока лишь поручика, но вскоре появился и он в сопровождении двух своих молчаливых денщиков и велел открывать ворота. Вышел из своего домика, стоящего у самой крепостной стены, сотник и, сладко позевывая, невыразительно махнул им рукой на прощание, прокричав вслед:
— Через недельку обратно ждать будем. Чуть чего, шлите вестового, поможем…
Казаки ехали попарно, держа направление на юг. Выползающее из–за горизонта огненно–рыжее солнце заливало землю нежным желто–розовым светом, зажигая изнутри каждый кустик, каждую былинку, делая их выпуклыми и почти прозрачными. У казаков за плечами висели короткие кавалерийские нарезные штуцера, в руках они держали пики с флажками и довершали вооружение неизменные сабля и кинжал, прицепленные к поясу. Иван Зубарев ехал рядом с Гаврилой Андреевичем Кураевым, а чуть в стороне от них — казачий урядник Харитон Зацепа, с огромными усищами, свисающими едва не до плеч. Замыкали их небольшую колонну ординарцы поручика и Тихон Злыга с Никанором Семухой. Первый час скакали, почти не разговаривая, лишь изредка обмениваясь отдельными словами. На пути им попалось несколько пологих холмов, над которыми парили, широко раскинув крылья, степные орлы. Но вот в отдалении блеснула водная гладь, ярче зазеленела трава, послышалось утиное кряканье.
— Озерцо там небольшое, — пояснил урядник, — остановимся ненадолго.
Вся земля вокруг озерца была испещрена следами от копыт коней, но чуть в стороне виднелось множество узких, острых следов маленьких копытц, похожих на оленьи.
— А это кто тут был? — спросил урядника Зубарев.
