В Ирбите напросились на постой к жившему на окраине мужику, который пускал к себе приезжих купцов, имел большую конюшню и сдавал полдома под ночлег. Все собранные ими камни перегрузили на отдельную подводу, крепко увязали и укутали рогожей. Немного отдохнув, Иван, захватив с собой на всякий случай Никанора и Тихона, отправился на таможню, чтоб найди кого из земляков, узнать, не подъехал ли случаем отец.
После недолгих поисков нашли приказчика Михаила Корнильева, который первым узнал Ивана и его спутников. Иван припомнил, что того зовут Максимом Заевым. Обнялись, похлопали друг друга по плечам.
— Никак опять в какую переделку угодил? — спросил, отстранясь, Заев.
— Плутнули малость, — опустил глаза в землю Зубарев. — Отца моего не встречал?
— Чего ему тут делать, когда он тебя ждет в Тобольске. Всем уже раструбил, как ты у него из Тюмени обоз с товарами увел, — захохотал Максим, больно ткнув Ивана в грудь кулаком. — Нашел свое золото?
— И про то известно? — вздохнул Зубарев.
— Как не знать. Поди, в одном городе живем…
Решили пойти в ближайший трактир, отметить встречу. И хоть у Ивана остались в кармане последние гроши, которые могли понадобиться на дорогу, на оплату за постой у ирбитского мужика, но уж больно велико было желание пропустить чарку, другую, посидеть после стольких дней странствий со знакомым человеком, что он, не раздумывая, согласился.
Придя в трактир, огляделись, выбрали свободный стол в углу и подозвали полового. Тот подлетел, издалека щуря лицо в приветливой улыбке, поздоровался и спросил, чего пожелают.
— Заказывай ты, — предложил Иван корнильевскому приказчику, а сам принялся оглядывать сидевших за столами посетителей трактира. То были в большинстве своем купцы среднего достатка со своими подручными, возчики, сидевшие на самом краешке лавки и всем своим видом показывающие, что они заскочили сюда ненадолго. Но были среди прочих и мужики угрюмого вида, заросшие бородой до глаз, остававшиеся в трактире часами. В них безошибочно можно было угадать лихих людей, явившихся на ярмарку задолго до ее начала, чтоб вызнать, кто с чем прибыл, какой товар и сколько привезено, а потом… потом они встречали удачливых купцов на глухой таежной дороге и безжалостно обирали, грабили. У многих были поддельные, хорошей работы, паспорта, и полиция, хоть и догадывалась об их намерениях, но до поры до времени не могла им что–то предъявить, а издалека приглядывалась к ним, старалась не спускать глаз.
Вдруг Иван почувствовал, как кто–то в упор разглядывает его, повел глазами влево и остолбенел. Через стол от них, у самого окна, сидел Яшка Ерофеевич собственной персоной, выставив черные испорченные цингой зубы, в упор разглядывая Ивана. Сидевший рядом Никанор Семуха поинтересовался у Зубарева:
— Чудище, что ли, какое увидал?
— Именно чудище, — чуть кивнул головой тот, — знакомца встретил.
— Это которого? — Никанор всем корпусом повернулся и мигом выделил среди прочих именно Яшку. — Не он ли тебя под тюрьму подвел в том году?
— Угадал, он и есть.
— Этот шибзик? — удивился и Тихон Злыга, без всякого зазрения также принявшийся разглядывать Яшку Ерофеича.
А тот сидел меж двумя купцами и чего–то втолковывал им, время от времени ковыряя указательным пальцем в носу. О чем он говорил с купцами, Иван догадывался. Объяснял, как лучше дать взятку таможенникам.
Принесли выпивку и закуски. Иван опрокинул рюмочку, потянулся за квашеной капустой, но не донес ее до рта, потому что услышал сзади занудный голос Ерофеича:
— Старый знакомый… Опять к нам пожаловали?
Иван с ненавистью уставился в его мутные, водянистые глаза, и пальцы сами собой сжались в кулаки, он начал подниматься, но Никанор ухватил его, усадил на место, наклонился, зашептал в ухо:
— Не пачкай рук о него, Иван Васильевич, есть у меня мыслишка, как с ним поквитаться, — и повернувшись к Яшке, масленым голосом предложил, — а ты, мил человек, садись с нами, коль знакомый будешь.
— То можно, — согласился Яшка и опустился на лавку, держась за стол. Видно было, что выпил он уже немало, но пока еще держится на ногах и говорит вполне связно. — С чем приехал? — обратился с наглецой в голосе к Зубареву. — Опять правду искать начнешь? Императрице писать будешь? Не поумнел за год?
— Ты лучше выпей, мил человек, не знаю, как тебя звать–величать, Никанор пододвинул к Яшке кружку с вином, — а потом и балякать станем.
— С ним, — ткнул тот пальцем в сторону Зубарева, — выпью.
— Давай, — согласился Иван и поднял свою кружку. Еще приложившись раз, другой, Яшка быстро захмелел и начал ронять на стол неровно стриженую голову. Подошли купцы, с которыми он сидел раньше, сообщили, что уходят, препоручили уснувшего Яшку им.
— Чего с ним делать станем? — спросил Никанор, когда несколько раз толкнул Яшку в бок, убедился, что тот крепко спит.
— В куль, да в воду, — предложил Тихон Злыга.
— Эй, эй, не вздумайте грех такой на душу брать, — испугался Максим Заев, — я этого прощелыгу знаю, у него тут со всем начальством полные шуры–муры. Коль с ним чего случится, то нас сыщут и кнута не миновать.
— Правда, чего с ним связываться, пойдемте отсюда, — поддержал Максима Зубарев.
— Нет уж, — упрямо затряс головой Никанор, — есть у меня одна мыслишка, подождите чуть, — и он направился к группе угрюмых бородатых мужиков, сидевших возле трактирных дверей. О чем он с ними толковал, никто не слышал, но через несколько минут те поднялись и подошли к их столу вслед за Никанором, легко подхватили за руки спящего Яшку и потащили на выход.
Когда дверь за ними закрылась и, похоже, никто даже не обратил внимания на исчезновение Яшки, то Максим осторожно спросил Никанора:
— Чего ты им сказал? То ж разбойные люди…
— Сам вижу какие, — налил себе в кружку остатки вина Семуха, — потому и подошел к ним. А повели они его с собой, чтоб тряхнуть малость как проспится. Я им только шепнул, что этот мизгирь из таможни и с него изрядную деньгу выкачать можно, то они про остальное и не спрашивали.
— А не зря? — засомневался Иван Зубарев.
— Зря не зря, а денька три его на ярмарке не будет. За это время и мы уже далеко отсюда окажемся, — рассудительно ответил тот.
Товары и возчиков они передали Максиму Заеву, чтоб он присматривал за ними. Иван пообещал, что отец сам вскоре приедет или пришлет кого с доверенностью на товар. С тем и попрощались.
Обратная дорога показалась вдвое короче первой, когда ехали из Тобольска. Рессорный возок поменяли на легкие саночки, запрягли в них двух лошадей и ехали довольно быстро, останавливаясь лишь на короткие ночевки.
Иван, полулежа, зорко всматривался в прогалы меж деревьями, думая при том, сколько всего свершилось за столь короткий срок, словно прошел не год, а все десять лет; и какая–то мощная сила возникала внутри его, заставляя действовать, ехать, добиваться своего. И он знал, что добьется, найдет те злосчастные прииски и привезет в столицу драгоценную руду, урезонит своих родичей Корнильевых, и… страшно подумать… встретится с императрицей. И он мысленно представлял дорогу в Москву, веря, что никто не остановит, не изменит его решения.
